Никогда прежде Грэйн не доводилось испытывать подобного, но и не узнать она не могла. Это чувство… это ощущение…

Это же она. Свобода! Не по приказу, не по воле пославших ее, но следуя собственному решению. Нимрэйд предал ролфи. А эрна Кэдвен – она же ролфи и вправе судить предателя и клятвопреступника. Теперь – вправе.

Теперь – можно!

Что чувствует гончая сука, вдруг спущенная со сворки?

И кровь Грэйн запела в предвкушении мести, той, за которую никто на Ролэнси не осудит ее: ни Конри, ни сам Священный Князь. Ни Сэйвард эрн-Кэдвен.

Вот только… как? Как сделать это – и при том не погубить Джойн окончательно?

– Джойн!.. – ролфи наконец-то взглянула на спутницу – и осеклась, и отшатнулась, застыв в немом благоговении.

Потому что не шуриа была сейчас перед Грэйн, не графиня Алэйя и даже не эрна Янэмарэйн. Да полно – смертная ли женщина впилась когтями в плечи эрны Кэдвен? У людей не бывает таких волос, шевелящихся, извивающихся, словно змеи или водоросли, в человеческих глазах не плещется само бессмертное, вечно изменчивое, бесконечно юное и невообразимо древнее море, и горькая морская вода не течет по людским щекам, прокладывая блестящие дорожки, и не вскипают отрывистые слова на губах светящейся пеной. Так смотрит в земные глаза сама Морайг. Грэйн взглянула уже однажды в огненные очи богини, услышала ее обжигающие речи, почувствовала, как тело рвут раскаленные когти. И пусть божество сейчас было другим, но все же… Посвященная Локки не могла ошибиться. Морайг-Неверная, Могучая Морайг-Море овладела телом и духом Джойн и говорила ее устами.

– Он заставил… он заставил ее покориться против воли, принудил пойти против естества, – через силу прошептала Джойана. – Мог взять тело, но поганил ее душу. И за это… За это я… отберу у него все…

Не к Грэйн обращалась полукровка-шуриа, а к самому Морю, к его свободному духу. Пусть знает, что среди народа Шиларджи нашелся выродок. Пусть покарает святотатца.

Джона царапнула когтями по переборке и злобно прошипела в собственных мыслях:

«Ты слышиш-ш-шь меня, «Ус-с-скользающ-щ-щий»? Приш-ш-шел твой час мес-с-сти! И мой тож-ж-же!»

И корабль тоже услышал, застонав каждой своей доской, каждой заклепкой.

Но Джоне было все равно. Жилы ее наполнились горькой морской водой, соль проступила на коже, а кости стали кораллами, и в чреве поселились гады морские. Запела шуриа на языке китов и косаток, закричала птичьим базаром. Покрылась женщина плотным тюленьим мехом, и вместо ног у нее вырос дельфиний мощный хвост, а вместо рук – крылья альбатроса. Морем стала Джойана Алэйя, могучим и беспощадным, бушующим и спокойным, ласковым и коварным.

«О чем ты просишь, дочь Шиларджи?»

Голос Морайг – он тише безмолвия над водной гладью в штиль и одновременно грохочет всеми прибоями мира.

А может быть, это на самом деле был раскат грома?

«О мести и ярости. Он пытался сломать душу, он пошел против Жизни, он – не шуриа, он – враг!»

Наплевать на предательство по отношению к Конри и Ролэнси – шуриа в своем праве. И по закону войны они с Грэйн всего лишь пленницы. Но глумиться над духом женщины… За это положена кара! Немедленная и беспощадная.

«Ты слышишь меня, Хела-Море?! Он – враг!»

«Слышу».

Корпус «Ускользающего» содрогнулся от ударов волн. Там, наверху, началась буря, которой еще не видывали люди по оба берега Опасного моря, моря Кэринси.

Человеческое тело слишком хрупко, чтобы выдерживать присутствие стихии долго. Поэтому, когда дух покинул Джону, она сразу же распласталась на полу, точно выброшенная на берег медуза, безвольным студнем. И с горечью поняла, что шаманить не умеет и не может. Но, с другой стороны, дух Моря вряд ли нуждался в помощи столь ничтожного существа, как шуриа-полукровка.