Хью утопил тряпки в луже, взгляд мазнул по левой руке. Мизинец на ней навсегда остался в полусогнутом нерабочем состоянии. В глаза не бросается, если не искать дефект целенаправленно, но некоторым вещам в жизни пришлось учиться заново.

Да, Майя Варанс определенно чем-то похожа на малышку Кимберли.

Лужа практически впиталась в тряпки, но Хью продолжать сидеть над ними и пялиться на мокрые руки.

— Зачем ты спустилась? — не оборачиваясь спросил он.

Боковое зрение уловило движение: опираясь на палку, бабушка переступила с ноги ногу.

— Ты не снимал трубку, что мне было делать? В спальне снова трясся торшер, я не обязана терпеть этот кошмар.

Телефон. Он забыл про телефон. Хью швырнул его на барную стойку, как только переступил порог бара, там же валялся ключ от «харли» и конверт с тремя сотнями. Сейчас казалось, что за эти долбаные три сотни он продал всю душу.

— Прости, — пробурчал Хью.

Старая леди устало отмахнулась. Она совершила настоящий подвиг, самостоятельно преодолев лестницу. Ему стоило подумать хотя бы об этом прежде, чем начинать акт по самобичеванию. Он схватил в охапку отяжелевшие тряпки, забросил в ведро и поднялся с корточек.

— Я отнесу тебя наверх, — проговорил он, разворачиваясь к худой маленькой фигуре в сером строгом платье.

И снова последовал королевский взмах рукой с выкрученными пальцами.

— Сама поднимусь, — гордо бросила бабуля.

Если бы Хью был более дальновидным, купил бы отдельно бар и отдельно квартиру на первом этаже дома неподалёку. Но теперь поздно жалеть.

— Не поднимешься, — он горестно усмехнулся, отёр руки о джинсы и пошагал прямиком к бабушке.

— Не смей…

Она не договорила. Оказавшись рядом, Хью без предисловий осторожно подхватил её под спину и колени и поднял над полом. Как ребенка. Бабуля уместилась в его руках почти вся: тонкая, сухая, невесомая. Палка выпала из неловких пальцев, грохот от удара о деревянные доски разнёсся по пустому бару.

— Поставь меня, Хьюго, — отчеканила старая леди.

Кто её будет слушать? Хью толкнул дверь ногой, пригнул голову и вышел в тёмный коридор.

— Я с тобой разговариваю!

Он закатил глаза.

— Хоть ты можешь меня не злить?

Это вырвалось прежде, чем он успел подумать.

— Ага-а, — протянула Беатрис. — Всё-таки свидание.

Чёрт. Хью вступил на первую ступеньку и начал подъем.

— Никакого свидания. Я сказал, что еду работать.

— Работа, наверное, была красивая.

Старая перечница. Продолжая осторожно переставлять ноги, Хью криво ухмыльнулся.

— Красивая.

— Красивее твоих потаскух?

Он снова закатил глаза. Как было удержаться? Никак. Она наверняка этого ждала, но оставила замечание при себе.

— У меня нет потаскух.

— Ну, конечно. А я мать Тереза, — старуха фыркнула. — Ты уронил мою палку, — добавила она.

Хью вышел на площадку второго этажа, прошагал к квартире и согнул колени у двери так, чтобы бабуля оказалась на уровне дверной ручки.

— Открывай.

— Ты уже можешь меня опустить.

— Открывай, я сказал.

Из невесомого тела вырвался нервный вздох. Кривая рука протянулась, надавила на ручку, дверь легко поддалась. Хью тут же выпрямился и шагнул в квартиру. Для бабули Беатрис оставалось важным сохранить хоть иллюзию самостоятельности, в то время как даже она уже начинала рассыпаться в пыль. Хью прошёл в светлую спальню с цветастыми обоями и шторами с колибри, остановился возле кресла-качалки и осторожно опустил в него тонкую, будто детскую фигуру. Бабушка тут же откинулась на спинку и снова вздохнула. На это раз тихо и почти неслышно.

— Сейчас принесу палку, — сообщил Хью, разгибаясь.

Она промолчала. Прикрыла глаза, подняла руку и пригладила немного растрепавшиеся седые волосы. Хью развернулся и снова направился к выходу.