Вокруг дома на сорока сотках земли, по местным мерках это немного, раскинулся фруктовый сад и огород. Он был огорожен высоким деревянным забором. Деревья в нем стояли в основном старые – вишни, яблони, груши. Плоды их измельчали и висели высоко от земли. Стволы деревьев поросли каким-то белым грибком, а ближе к земле было много сухих веток. К ним не всегда получалось подойти, так как вокруг раскинулись заросли малины. В гуще плодовых деревьев прятались покосившиеся сараи и прочие подсобные постройки. Огород выглядел более окультуренным, аккуратным. Картофельные борозды соседствовали с грядками капуты, свеклы, лука, чеснока и моркови. Огурцам, помидорам и перцам было отведено место в теплице, сложенной из старых деревянных рам.

Быстро проехав через всю деревню, мерседес Алевтины благополучно остановился напротив вотчины Василия Васильевича, где уже стояли: повидавший виды серый фольксваген пассат, принадлежавший мужу Ирины Павлу, внедорожник мерседес, как у сестры, Полины и черный хозяйский нисан патроль. Чуть в стороне стояли еще несколько машин, которые принадлежали, вероятно, родственникам тестя и гостям.

Отворилась огромная калитка и навстречу гостям вышел хозяин.

Александр подошел к тестю. Тот ожидал его под поветкой.

– Здравствуйте, Василий Васильевич.

Мельников поглядел хитро прищуренными глазами на Александра и, улыбнувшись, обнял его, взъерошив ему волосы, как иногда делают мальчишкам их любящие отцы.

– Приехал, наконец. Ну, здравствуй, мой любимый зять. Мне есть о чем с тобой серьезно поговорить.

В этот момент из-за спины Василия Васильевича показалась его младшая дочь Полина.

– Пока, зять! Пока!

Ночь практически вступила в свои права. Но июньская тьма неверна. На севере, у горизонта, она всегда освещена светлой полосой, отсветом не желающего спать солнца. В зените небо залило чернильно-черным цветом, на фоне которого ярко сверкали звезды.

Александр гостил у тестя почти сутки. Он сидел за праздничным столом уже который час, отмечая юбилей Василия Васильевича, и был сильно пьян, с избытком залив свои душевные страдания.

Стол ломился от угощения. Хозяин не жалел еды и потратился основательно. Так как было тепло, то столы установили прямо перед домом буквой «т». Родные и близкие сидели по левую руку от юбиляра, а друзья и бывшие сослуживцы – по правую. Отдельно, рядом с главным, стояли столы для соседей и прочих знакомых. Народу собралось человек двести, не меньше. Половину из них Александр знал лично, ведь в детские годы ему приходилось часто бывать в деревне, но были и незнакомые лица.

Застолье по своей широте напоминало свадьбу. Готовкой к празднику занимались еще с вечера предыдущего дня. В каждом из концов стола сидели гармонисты, которые наперебой играли и напевали разные песни. А еще негромко звучала музыка через колонки, вынесенные на улицу из дома.

Такого гуляния Александр не видел никогда в своей жизни. Он будто попал в какой-то балаган. Тут толи орут, толи поют, там поднимают рюмку, выкрикивая тост, кто-то уже лежит в салате, на площадке, где вчера были припаркованы машины, идет пляс. Старые друзья Василия Васильевича уже успели затеять пару потасовок, но дерущиеся тут же примирились и продолжали веселиться. Просто не верилось, что такое еще может быть в каких-то ста километрах от Москвы.

Саша сидел в головной части стола, напротив Полины и ее нового парня, которого звали Константин. Слева и справа расположились дальние родственники Мельникова.

Праздник шел своим чередом, а Саша не отрывал глаз от своей жены и не мог понять, как же так вышло, что он в какой-то момент променял ее на другую, лицо которой ему сейчас было и не вспомнить.