«Как бы тактичнее объяснить свой отказ? Чтобы такого придумать? – Мозг лихорадочно, пытался что–то сочинить, но ничего не подходило к данной ситуации. – Надо было притвориться больной перед отцом, тогда и шефу было бы легче соврать. Потом болезнь затянулась бы, к этому времени, и сыночек уехал, и секретарша из отпуска вернулась. Разговора о том, чтобы вернуться на работу не должно быть. После такого оскорбления, еще и работать на него? Вот, уж дудки. Пусть сами пашут на себя. Олег Петрович, если так нуждается, сам садится за этот компьютер, и делает переводы.

Трубку телефона в доме Шубиных поднял Олег Петрович.

«Вот, черт, – припомнила я нечистого, – вспомни дурака, а он тут, как тут, – усмехнувшись, я сладким голосом пропела.

– Здравствуйте, можно Петра Григорьевича к телефону?

– Здравствуйте. А кто его спрашивает? – спросили вежливо у меня, но вопрос был не риторическим, цербер держал охрану.

– Ольга. Бывший его секретарь.

На другом конце воцарилось молчание, видно, пережевывали мысленно «бывший».

– Не понял, как это бывший? Вы ведь работали сегодня, никто Вас не увольнял.

В голосе моего бывшего босса было столько недоумения, что я почувствовала, как во мне поднимается волна злорадства. «Поделом тебе, будешь знать, как разговаривать с подчиненными». О! Если бы рядом не стоял отец, я ему так ответила, что воспоминание обо мне, его еще долго бросало бы в дрожь.

– Вот я и объясню Петру Григорьевичу, причину моего увольнения, – стараясь сдержать язвительный тон, вежливо объяснила я.

– Минуточку.

Петр Григорьевич не заставил себя ждать.

– Слушаю тебя, Оленька, – мягко произнес он.

Мне стало вдруг стыдно, что я собираюсь оставить такого прекрасного человека без работника, что он вновь начнет страдать от невозможности самому сделать работу секретаря, но тут воспоминания о сыне, отбросили мои сомнения.

– Петр Григорьевич, я больше не могу у Вас работать, – стараясь сдержать грусть, твердо сказала я.

– Что такое? – удивленно спросил он. – Ведь ты только сегодня была здорова.

– Дело не в болезни, Петр Григорьевич.

– Так в чем же, зарплата не устраивает?

– Объяснять придется очень долго.

– Так я не тороплюсь, мне для любимой секретарши времени не жалко.

Я думаю, если его сын стоял рядом, эти слова дали ему пищу для дополнительного размышления.

А мне стало так жалко себя, я подумала, и чего я такая невезучая, и слезы чуть не закапали в трубку.

– Извините, Петр Григорьевич, но я все равно не могу больше у Вас работать, – повторила я свои слова и положила трубку, не дожидаясь ответа.

– Ничего не понимаю, – произнес рядом со мной стоящий отец, его слова прозвучали, будто заела пластинка.

– Я тоже, – устало сказала я. Разговор с шефом отнял у меня все силы. – Пойду, посплю, – промямлила я и потащилась в спальню, оставив недоуменного отца одного.

Скинув с себя свитер, юбку и колготки, я с блаженством залезла под одеяло.

«Все пройдет, – прошептала я себе, – и все ты переживешь. Было бы здоровье, да чистая совесть». Перевернувшись на живот, я взбила под головой подушку, усмехаясь, когда бы я еще во время обеда так поспала, и уснула.

Проснулась я от легкого прикосновения к своему плечу и от настойчивого шепота отца:

– Оля, Ольга, к тебе пришли.

Я, не спеша, открыла глаза. За окном сгустились вечерние сумерки, и в комнате было темно, лишь свет из коридора освещал немного.

– Кто? – промычала я, до сих пор не отошедшая от сна.

– Олег.

– Какой Олег? – не поняла я, лихорадочно припоминая своих поклонников с таким именем.

– Сын Шубиных.

– А что ему надо? Когда я уходила с работы, компьютер был цел, винчестер не очищен.