Шло время, а люди без конца пили, если и громко разговаривали. Иногда кто-то вставал и вспоминал моменты из жизни моего дяди. Все они были только хорошими, и я не понимал, откуда они взялись, так как лично я ничего хорошего о дяде сказать не мог.

– А у нас еще близкий родственник ничего не говорил! – воскликнул муж Антонины Васильевны, имени которого я не помнил.

Все уставились на меня, ожидая речи. Я кашлянул и поднялся. Оглядел собравшихся невозмутимым взглядом, раздумывая о том, что правильно было бы сейчас сказать. В фильмах в таких ситуациях близкие благодарили почивших родственников за то, что они заботились о них и всегда были рядом.

– Я благодарен дяде, что он вырастил меня. Несмотря на то, что относился он ко мне хуже, чем к скотине. – Сказав это, я неловко поднял вверх стопку с водой.

– Стыдоба! Нельзя так о покойниках говорить! – после недолгого молчания донеслось из середины стола.

– Вот-вот! – гаркнула Антонина Васильевна. – О мёртвых либо хорошо, либо ничего!

– …кроме правды, – закончил я за нее знаменитое высказывание.

– Че? – соседка воззрилась на меня пьяными глазами.

– Ничего. – Я вытянул руку со стопкой и процитировал Михаила Григорьевича: – Не чокаясь.

– Не чокаясь, – закивали остальные и, томно помолчав, почтя тем самым память моего дяди, залпом опустошили свои стопки.

Все снова принялись громко разговаривать и поедать то, что баба Шура, и наверняка Аля, старательно готовили.

– Пора тебе. – Баба Шура подошла ко мне и коснулась плеча.

Я кивнул и встал с места. Никто не заметил, что я ушел. Все оживленно разговаривали, обсуждая родившуюся недавно внучку местного охотника Семена.

– Жаль, Оля не застала вторую племяшку, – вздохнула Антонина Васильевна. – Она в Нике души не чаяла…

– Вот, я тебе еды с собой собрала. – Баба Шура протянула мне пакет, в котором лежала еда в контейнерах.

– Не надо было, я не голодаю, – сказал я.

– Домашнее же, – возмутилась баба Шура.

Я кивнул и, обувшись, коснулся ручки входной двери. Помедлил, обернулся и спросил:

– А Аля где?

– В спальне. Ей нездоровится, – бросила баба Шура и, не дав мне задать следующий вопрос, который тоже касался Али, добавила: – Давай, счастливого пути. Позвони, как доедешь.