Я неопределенно пожала плечами:

— Разве внешность в человеке главное? Какой прок от красоты, если душа гнилая? — спросила я.

— Много ты понимаешь, княжна! — рассмеялась Вера, потуже затягивая пояс. Ее и без того тонкая талия стала еще уже. — Вышла бы замуж за горбатого, будь он с доброй душой? Сомневаюсь! Наверняка родители выдали бы тебя за состоятельного наследника одного из соседних княжеств. И чем тяжелей его кошелек — тем больше у него было бы шансов. Разве не так?

Отчасти она права. Судьба моя предопределена была. Мне было пять лет, когда родители суженного выбрали. Вот только не дано нам было воссоединиться, да и не желала я того вовсе. Князь Томаш захватом своим все планы отца моего — князя Домбровского — спутал. Он жизнь у него отнял, а у меня мужа будущего. Кому нужна княжна, за душой которой ничего нет?

— А Томаш не только богат, но и в постели хорош! — с неподдельной уверенностью заявила Вера.

От услышанного залились краской теперь не только щеки Анисьи, но и мои.

— Ты то откуда знаешь? — заливаясь смехом, спросила Тана. Кажется, данное утверждение ее ничуть не смутило. Разве что позабавило.

— Так об этом все говорят, — пожала плечами Вера. — Врать вряд ли станут.

О Томаше вообще много чего говорят. Но за пределами княжества Пепельных туманов — это в основном дурные слухи о жестокости его и сердце каменном. Есть ли в этом мужчине хоть что-то человеческое? Сомневаюсь. Если бы было, не стал бы князь меня в замке своем селить на потеху всем.

Дверь распахнулась и на пороге комнаты появилась невысокая женщина. Первая представительница слабого пола, за исключением моих соседок по комнате, которую я встретила в замке. Сомневаюсь, что Томаш ей был как мужчина интересен. Скорее служила она ему верой и правдой.

Зоркий взор ее скользнул по каждой девушке, на мне чуть дольше задержался, отчего не по себе стало. Стыд в душе поселился, за то, что участие в действе этом безобразном принимаю. Да, не по своей воле. Но все же... Ведь могла же с жизнью, ничего не стоящей, распрощаться, да к родителям отправиться. Но не смогла. Испугалась.

— Доброе утро, девушки! — торжественно произнесла она. — Сейчас вы отправитесь на завтрак, а после, — загадочная улыбка тронула ее тонкие губы, — вас ждет преображение.

Девушки новость о преображении встретили с воодушевлением и энтузиазмом. Я же радости их не разделяла. Не хотела куклой быть в руках варваров, которую будут наряжать в яркие платья.

Завтрак проходил в молчании. Меня оно не тяготило, а позволяло в мысли собственные окунуться. О родителях да доме родном вспомнить. Ведь отныне ни первого ни второго у меня не было. Я тщательно пережевывала овощи заморские, которые ранее и не видела никогда, едва ли ощущая их вкус. В горле ком стоял, а к глазам вновь слезы подступить норовили.

Кроме еды на круглом деревянном столе, покрытом белоснежной скатертью, стоял шар — магический артефакт. Точно такой же, как и в нашей комнате. Разноцветный туман переливался, закручиваясь в спираль. От света его на скатерти блики плясали, словно озорные солнечные зайчики.

— Что это? — спросила я у женщины, сопровождающей нас на завтрак. Во время трапезы она стояла чуть поодаль, неустанно наблюдая за каждой из претенденток на сердце врага жестокого.

Тонкие губы надзирательницы вытянулись в неком подобии улыбки. В карих глазах заплясали озорные огоньки.

— Это око, — ответила она, поправляя густые темные волосы с проседью, собранные на затылке.

— Око? — переспросила я, недоумевая.

Вера отложила в сторону столовые приборы и откинулась на спинку стула.