От звуков собственного имени я вздрогнула, но по-настоящему удивиться, откуда оно ему известно, не успела.
- Раздевайся, - жёстко велел он и, видимо, только для того, чтобы дать возможность исполнить приказ, разжал руку.
На несколько секунд я опустила веки, пытаясь хотя бы как-то отгородиться от затянувшегося кошмара, затем запрокинула голову, взглянув на уходящий вверх не такой низкий, как мне показалось сначала, потолок.
Обгоняя одна другую, мысли быстро неслись в голове, но среди них не было той, которая бы подсказала, как выбраться из всего этого или хотя бы растянуть время.
В руке всё-ещё лежал лист бумаги, который я, с силой смяла. Но даже сжатые кулаки и понимание того, что зверю, действительно, нельзя показывать свой страх и слабость не позволили сдержать, подступающие вместе с осознанием безнадёжности слёзы.
Он сказал, что как именно это произойдёт, зависит от меня… я боялась насилия, но и заставить себя начать раздеваться не могла, просто стояла под тяжёлым взглядом, совсем не двигаясь.
- Отпустите меня… - уже ни на что на самом деле не надеясь, едва слышно попросила, - я ведь даже не знаю вас. И вы ведь даже… не человек.
- Животное? - надменно усмехнулся он и, не сводя с меня взгляда уже точно не человеческих глаз, сам же и ответил, - да, пожалуй. Но даже, если животное вдруг проявит милосердие и отпустит тебя, куда ты пойдёшь?
Куда идти, я понятия не имела, но почему-то подумала совсем не об этом. Он недоволен тем, что я тяну с выполнением его приказа - странная мысль, вдруг вспыхнувшая в голове и вместе с ней непонятно откуда взявшееся желание угодить ему.
Эта мысль и это желание поддерживались принадлежащим словно не мне внутренним голосом, несмотря на весь ужас происходящего, тихо нашёптывающим невероятные вещи: что этот мужчина будет защищать и заботиться обо мне, а взамен всего лишь нужно принять его, подчиниться, отдать себя. И это будет правильно.
Что тут сказать? Похоже, я, и правда, начинала сходить с ума.
- Смерть от обморожения лучше моих прикосновений? - ни один из его вопрос не требовал ответа и он просто продолжал говорить, - Особенно учитывая, что ты течёшь, даже когда я просто касаюсь тебя, - встретившись с непониманием в моих глазах, он насмешливо приподнял бровь, - у животных хорошее обоняние. Никогда не забывай об этом.
Последние слова он выплюнул, окончательно раздавливая меня. Я была жалкой и неприятной самой себе: то, что он сказал, правда.
То ощущение, которое возникло ещё до того, как я пришла в себя, никуда не делось, наоборот, только усиливалось каждый раз, когда он дотрагивался до меня. И всё это несмотря на сковывающий страх и поселившийся в теле озноб.
Врать себе я не стала: это, действительно, было возбуждение и спутать его с чем-то другим невозможно. Вот так в самый неподходящий момент природа решила пошутить надо мной.
Я отступила на крохотный шаг назад, смахнула с лица слёзы и прилипшую прядь волос. С тоской почти мельком взглянула на выход (снегопад ещё больше усилился и из-за белой непроницаемой стены что-либо разглядеть там было невозможно). Слабо понимая, что делаю, но, одновременно с этим боясь передумать, стянула с себя свитер. К нему присоединились футболка, ботинки и брюки и только оставшись в одном белье, я остановилась.
Правда, задержка длилась всего несколько секунд. Нервно сглотнула, поджала заледеневшие от соприкосновения с промёрзшей землёй пальцы босых ног и, выпрямив спину, расстегнула бюстгальтер.
Он упал вниз и почти сразу моей груди коснулась рука, а вместе с ней в тело снова вернулось тепло.