— Вы меня слушаете, мисс Донахон? — с раздражением спросил Эльберт, подавшись чуть вперед. Холодные пальчики леди Бетти невольно обхватили мою ладонь.

— Прекратите! — Нервы, натянутые словно струны, лопнули. — Вы пугаете ребенка, мистер Скотт! — воскликнула я. — В моих действиях не было ничего предосудительного.

Старший советник выпрямился, сомкнул руки за спиной.

— Во-первых, мисс, вы оставили леди Бетти одну в холле, а это не допустимо! Во-вторых, — мистер Скотт говорил медленно, не сводя с меня пристального взора, — вы осмелились распахнуть портьеры!

Да что же происходит в этом дворце? Отчего ребенка держат, словно в темнице, не давая нежиться под лучами теплого полуденного солнца и вдыхать в саду ароматы душистых цветов?

— Я оставила леди Бетти с вами! — Я вновь посмела возразить. — А это, — я поднялась с обитого зеленым бархатом диванчика и направилась к окну, — всего лишь шторы!

Для пущей убедительности я обхватила руками портьеры и закрыла их, а после снова распахнула.

— Видите, мистер Скотт? — Я повторила это незамысловатое действие еще дважды, а после обернулась к старшему советнику. — Ничего страшного не происходит! Не зачем…

Крак!

За спиной раздался звук удара. Леди Бетти тихонько вскрикнула и зажала рот ладошкой, глядя испуганным взором сквозь меня.

Что-то затрещало. Громко. Зловеще. Будто угрожая. Предостерегая…

Я обернулась, повернувшись на пятках.

По стеклу, с обратной стороны, медленно сползало бездыханное тело черной птицы с изогнутым клювом, оставляя алые разводы. От места удара во все стороны расползалась сетка глубоких трещин, которые множились, превращая окно в стеклянную мозаику, насквозь пронизанную кроваво-красной паутиной.

— Дурной знак! Эта птица — вестница Черного Мора[9]! Накликали вы на нас беду, мисс Донахон! — выкрикнул мистер Скотт, спешно зашторивая окна. —  Нужно распорядиться о замене стекла, — чуть тише добавил он, торопясь как можно скорее покинуть покои юной леди. Неужели и правда считает, что это убережет его от надвигающейся опасности? Эта птица избирательна, ведь Черный Мор никогда не простит ей ошибки. Ни-ко-гда.

В комнате вновь повис полумрак. Густые тени в углах будто ожили, протянули свои крючковатые пальцы, силясь ухватить ими за подол моей скромной юбки. Они смеялись, играючи перешептывались, насмехались надо мной.

Я стиснула пальцами стальной лик Девы Справедливости, что покачивался на моей шее. Холодный металл немного отрезвил, он усмирил страхи, поселившиеся у меня в душе.

Подойдя к малышке, я опустилась на колени. Теперь я без труда могла заглянуть в ее голубые глаза, в которых плескался целый океан тревог и опасений. Подрагивающими пальцами я обхватила ладошки девочки. Холодные, словно лед. В них едва ли теплилась жизнь.

Леди Бетти вздохнула и покачала головой, словно знала гораздо больше, чем положено ребенку ее лет.

— Птица не ошиблась, мисс Софи, — уверенным голосом произнесла девочка. — Она прилетела по адресу.

Остаток дня я провела в размышлениях. Я следовала за девочкой молчаливой тенью, не спуская с нее взора ни на секунду. Сопровождала леди на завтрак, занятия по этикету и политическому устройству Миона, в котором она едва ли что-то смыслила. После был обед, дневной сон и урок танцев, который вскоре сменился оттачиванием навыков горлового пения. Ума не приложу, зачем это нужно малышке?! Далее полдник и урок каллиграфии.

Я сидела на низком табурете, обитом мягкой тканью и следила, как из-под руки Бетти на бумаге вырастают замысловатые буквы со сложными крючками и завитушками. Кое-где эти завитки были кривыми, ломаными, отчего миссис Пауэлл хмурила густые брови и заставляла девочку вновь и вновь переписывать очередное слово. Та лишь крепче стискивала зубы и старательно выполняла задание преподавателя, оттачивая свое мастерство.