— Да. Раз я могу попросить у вас что угодно, тогда… тогда подарите мне его, — твердо сказала я, ткнув пальцем в поверженного младшего лорда Коэрли.
Мои слова звучали тихо, но отчетливо. Я не колебалась ни секунды. Алексис поднял взгляд на меня, словно не понимая смысла сказанных слов. Лицо его не исказилось, оно оставалось всё таким же бесстрастным. Но чувствовался незаданный вопрос.
Фаркоунт удивленно хмыкнул.
— Любовь моя, ты хочешь лишить меня подарка, который я сам только что получил?
Манера его общения резко сменилась. «Вы» исчезло, уступив место покровительственному «ты». Он уже посчитал меня своей.
— Я больше ни о чем вас не попрошу. Подарите мне этого человека в личные слуги. Я обещаю, что сохраню ему жизнь.
— Зачем он тебе?
Не могла же я сказать, что пожалела сына своего врага. Что пришла в ужас от того, что с ним случилось за те недели, что я нежилась в южном поместье. Что он не заслуживает такой судьбы и не должен платить за чужие грехи.
— Я хочу отомстить ему за всю его надменность. Вы же знаете, он должен был стать моим женихом, — проникновенно врала я. — Но этот мужчина был омерзителен в своих словах и поступках. Я жажду мести.
— Кажется, к семейству Коэрли есть претензии не только у нас с твоим отцом! — лорд Фаркоунт обрадовался лишь сильнее. — Что ж. Забирай. Я бы, конечно, с куда большим удовольствием одарил тебя бирюльками или нарядами, но если уж ты хочешь стать хозяйкой этого ничтожества… как я могу тебе отказать.
Он подпихнул Алексиса за цепь ближе ко мне и, склонившись к нему, сказал:
— Отныне любое ее слово для тебя — нерушимый закон. Иначе я вспорю твоё брюхо и оставлю на растерзание грифам.
Алексис слабо кивнул. Мой жених передал мне ключи от оков пленника, и я крепко сжала те в кулаке.
Сердце гулко колотилось меж ребер. Казалось, мой обман вскроется, и меня саму казнят за вранье и нелепую жалость. Но пир продолжался, только отец отвел меня в сторонку и спросил суровым тоном:
— Зачем тебе этот мальчишка?
— У нас свои счеты, — ответила я сухо. — Когда я просила тебя не выдавать меня за него замуж, ты думаешь, я была голословна? Нам есть, что с ним обсудить.
Он покачал головой, но ничего больше не сказал.
Праздник закончился поздним вечером. Одни гости разъехались по домам, другие предпочли заночевать в поместье. Лорд Фаркоунт уединился с моим отцом в рабочем кабинете за военными вопросами.
— Ты можешь быть свободна, — сказал мне папа так, будто дал разрешения слуге выйти.
Он закрыл дверь в кабинет перед моим носом.
— Пойдем со мной, — не приказала, но попросила Алексиса.
Мы брели в мою спальню, но, если честно, я не ощущала почвы под ногами. Всё это казалось глупым сном. Я не могла даже подумать, уезжая из отцовского поместья на каких-то несколько недель, что вернусь и увижу Алексиса… в столь плачевном положении. Я помнила его прекрасным воином. Я помнила его невероятно красивым мужчиной.
Во что превратила Коэрли-младшего слепая ненависть моего отца?
И можно ли вновь разжечь в его груди то пламя, что однажды заворожило меня своим светом?
***
Мы вошли в комнату. Тишина была столь густой, что её можно было намазывать на хлеб. Я сглотнула острый ком и первым же делом расстегнула ключом его кандалы. На запястьях запеклась кровь.
— Тебе нужно помыться. Сможешь?
Он вновь кивнул, едва заметно. Алексис молчал. Я понимала, что между нами выстроена новая стена, и её ещё предстоит разрушить. Кроме того, у меня никогда не было личного слуги, и я не представляла, как нам нужно общаться.
В дальних от столицы городах остались даже рабы — что вообще-то не одобряется и официально запрещено, но все закрывают глаза, — да и к слугам многие хозяева относятся не лучше. Мой папа считается добрым господином, потому что не бьет прислугу, не морит ее голодом и даже платит исправное жалование.