- Где же он тогда? Я как вас ни увижу, вы сами со всем справляетесь.

- Он сова, не любит вставать рано. И это не его дети. Я не хочу, чтобы они его раздражали. Когда-то я очень раздражала свою мачеху. Это закончилось так себе. - А потом я резко меняю тему: - Вы мне напоминаете одного человека. Можно мне на вас посмотреть? Просто посмотреть немного.

Снова в дребезги.

- Кого?

Я поворачиваюсь к нему и смотрю в глаза.

- В последнее время я так сильно по нему скучаю, что он мне всюду мерещится. В разных людях. Как будто живой, здоровый.

Это уже слишком. Я опускаю глаза. Напрягаюсь. Мешкаю.

- И что бы вы сделали, если бы он оказался вдруг жив?

Меня мгновенно швыряет в пот, и хватаюсь за горловину своей футболки. Тяну в сторону. Какая же жара.

Невыносимо.

Давид касается пальцами моего подбородка. Неожиданно. Как-то особенно резко и навязчиво.

Я сильно вздрагиваю всем телом.

Каждую клетку пронзает током, в мозг, как кинжал врезается мысль: «Адам делал точно также». Никто в мире больше не считает эрогенной зоной подбородок, самая идея этого какая-то чушь.

При этом на целую секунду я откликаюсь каждой клеточкой.

Задерживаю дыхание, резко вскидываю глаза, чтобы увидеть голод в глазах Северянина.