Давид начинает подниматься как будто, и я хватаю за рукав. Тут же понимаю, что он доставал из кармана мобильник, мои действия максимально неуместны.

- Извините. Я хотела с вами поговорить. Можете выделить мне минуту?

Он быстро что-то пишет и убирает телефон в карман.

- О чем?

Простой вопрос заставляет чувствовать себя неадекватной, и я мешкаю.

- Роман Ростиславович и Ярослав Ростиславович... - тянет Давид, заполняя паузу. - Довольно интересное решение в выборе имен, дайте угадаю: вы любите букву «Р»?

Я опускаюсь на колени, чтобы помочь мальчикам дотянуться до машинок.

- Нет, они Владиславовичи. Ростик не их отец. У мальчиков моя фамилия и мое же отчество. Ростислав предлагал свою фамилию и имя, когда мы женились, но я пока отложила этот вопрос. Расписаться — это одно, а вот с усыновлением все же спешить не стоит.

- Тоесть они Филатовы? И Владиславовичи.

Усмехаюсь.

- Да. Их биологический отец в гробу сейчас снова перевернулся. Он презирал моего отца, а теперь его дети носят его имя. Но знаете, когда твоего парня находят в море с пулей в голове и без рук, не очень-то спешишь афишировать факт беременности.

Хищно сверкаю глазами, жадно вглядываясь в профиль Северянина. Давид в ответ даже не моргает, лишь слегка улыбается.

- Какая занимательная история. Не думали написать мемуары?

- Может быть, позже. Забавно: у вас в глазах как будто нет осуждения. Вы знаете, в глазах их отца тоже никогда не было осуждения, что бы я ни делала. - Машинально играю с мальчиками. - Когда человек живет сложную жизнь, он понимает что у других все тоже не просто. Очень непросто. Поэтому, смею предположить, что вы бы тоже могли рассказать парочку душещипательных историй о себе.

Северянин улыбается шире. Вот сейчас, вблизи, я вижу, что аккуратная борода как будто неравномерная в том месте, где у Адама был шрам. Хотя... нет, с другой стороны также.

- Вполне. Под стакан виски только если. Себе. И бутылку тому, кто согласится послушать.

Сердце так колотится, что больно. Северянин говорит:

- Что случилось с отцом мальчиков?

- Он погиб, когда я была беременна. Он их даже не видел, к сожалению.

Мы смотрим на то, как дети разбирают коробку игрушек.

- Мои соболезнования.

- Спасибо. Я долго не могла это принять, все ждала, ждала. Но потом до меня дошло: он бы нас не бросил. Если бы был жив, нашел способ вернуться откуда угодно. Разве что из ада не смог бы. Оттуда нет выхода, так часто говорит один мой друг. Поэтому я смирилась и стала его жалеть.

Северянин усаживается на пол, и я делаю то же самое. Силы как-то резко покидают. Пора бы готовить детям завтрак, но они заняты, и я даю себе минуту. Одну минуту. Я закрываю глаза и пытаюсь представить, что это мы с Адамом в какой-то параллельной реальности. Нас разбудили голодные дети. И мы пришли сюда в поисках еды. И что у нас впереди этот день, и следующий, и еще... И я могу уткнуться ему в шею, вдохнуть его запах. Что я могу расслабиться, зная, что именно он мой муж.

- Вы думаете, он в аду? Почему не в Раю? - говорит Северянин.

- Из Рая он бы вернулся за мной, я же сказала, - улыбаюсь, отдавая себе отчет, что вполне тяну на сумасшедшую. - А у вас есть дети?

Он качает головой.

- Почему?

- Не хочу.

- Уверены? - киваю на своих мальчишек. - Их отец тоже не хотел детей. Но это только потому, что он сам был несчастливым ребенком. И не понимал, как правильно. Я тоже не понимала. Раньше.

- И как же нужно?

- Просто любить их изо всех сил. Когда любишь, все становится очевидно.

- Ваш муж знает о вашем прошлом?

- Да. Он меня очень поддерживает. Отец близнецов был бы в бешенстве, если бы я связалась с бандитом. А Ростислав хороший человек.