Лишь бы никто не остановил по дороге!

Из сада можно было попасть в усадьбу через главные ворота, две калитки и несколько собачьих подкопов. Их постоянно зарывали, но любимицы брата создавали все новые. С другой стороны — лучших охотниц на кроликов в нашей округе поискать, так что им многое прощалось.

Больше, чем мне, пожалуй.

Через ворота точно не пойду. Там дежурят стражи, они обязательно доложат отцу, а он расскажет Матушке, и все. Калитки? Нет гарантии, что к ним не приставили служанок.

Остается один из лазов. Которые еще надо отыскать! Их только на прошлой неделе снова засыпали.

Эх, зря мылась…

Мелкой трусцой, двигаясь бесшумно, я прокралась вдоль забора, всматриваясь в густой кустарник. Пока ветви не покрылись зеленью, можно заметить признаки подкопа — кучки земли, следы лап. Так-то стена толстая, кирпичная, поди разгляди, что под ней.

Вот и дыра! Хорошо, что в ночь подморозило и грязь застыла, превратившись в ребристую корку.

Я быстро нырнула в спасительную нору. Проползла под кладкой, перебирая локтями и помогая себе коленями, благословляя собачек, роющих от всего сердца, с запасом. Не только ради себя, в общем. Поднялась, отряхнулась и неспешной непринужденной походкой двинулась по дорожке в обход основного флигеля к себе. То есть к слугам.

Но не успела завернуть за угол, как чуть не столкнулась с господином Кином.

Моим отцом.

Отступив на шаг, чтобы расстояние между нами вновь стало подобающим, я присела, сложив обе ладони на бедре, и замерла в этом положении, склонив голову.

— Почему вся мокрая? — устало проворчал главный господин дома Кин, и я поняла, что супруга уже успела поделиться с ним своими подозрениями на мой счет. Она стояла за его плечом и пристально оглядывала меня, а брови ее хмурились все сильнее — ну не нашлось на мне признаков разврата и порока! Разве что мокрое пятно на капюшоне, но его можно объяснить чем-то невинным.

— Я… упала в снег, — ляпнула первое, что пришло в голову.

— И в нем повалялась. А заодно в земле! — недовольно поджав губы, добавила Матушка Кин. — Ступай, приведи себя в порядок, чтобы не пугала гостя за ужином красными глазами и носом!

— Он останется на ужин? — удивилась я и осеклась.

Непростительная оплошность! Мне не должно быть дела до приглашенных в основной дом.

Точнее, мне не следует интересоваться гостем.

Не моего полета феникс.

Но, к счастью, отец не обратил внимания на мою оговорку.

— И на ужин, и переночует! — Видимо, демон весьма перспективный покупатель, раз господин Кин так оживился. Вместо того чтобы отмахнуться от меня по обыкновению, еще и пальцем поманил: — Приведи себя в порядок и подготовь новые сорта к показу. Ну, те, помнишь, что составила прошлой весной, с жасмином и мятой? Там еще что-то было…

Глава дома пощелкал пальцами, вспоминая.

— Цвет вишни с яблоком, липа с мелиссой и лимоном, земляника с ревенем… — услужливо принялась перечислять я скороговоркой, безмерно счастливая, что о моей оплошности позабыли.

— Да-да! — изволил одобрительно кивнуть господин Кин. — Вот сама и расскажешь, и подашь, и чтобы в лучшем виде, поняла?

— Слушаюсь, господин, — я опустила голову еще ниже.

Матушка Кин стрельнула убийственным взглядом, но вякать после того, как Главный господин отдал ясные распоряжения — недостойно супруги. Так что она скрипнула зубами и промолчала.

Я же поспешила выполнить приказ. Перед тем как появляться перед гостями, следует сменить одежду на более приличную.

Ну, из того что есть.

Имелось у меня немногое.

Восемнадцать осеней назад меня, новорожденную, оставили у порога дома Кин, завернутую в мешковину и отчаянно орущую от голода. К свертку с младенцем прилагался обрывок дешевой бумаги с тремя иероглифами: Мин, Лань, Кин.