Шаг ко мне сделал, другой и заговорил знакомым мужским голосом:

– Ты бы не искушала меня раньше времени, – посоветовало мокрое чудовище. – Чего пришла ко мне ночью в одной сорочке? – спросило оно, покачнулось, да и рухнуло на пол.

Подкравшись к нему на цыпочках, наклонилась присматриваясь. Голос был знакомый, может, там и лицо тоже? За грязью-то пойди разбери. Пригляделась – и вправду – царь! Как есть царь. Правда, лесной. И теперь уже точно похож, потому что грязно-зелёный, весь в тине и не пойми в чём. И красное какое-то на кафтане пятно. Дотронулась до него пальцами, понюхала, а пахнет-то железом. Уж не кровь ли?

Как давай мокрый кафтан на нём расстёгивать, да рубашку поднимать, а на груди у царя рана почти с ладонь. Вот хоть тут бы мне закричать, но голос так и не слушался. Лесовик поморщился и, придя в себя, открыл глаза.

– Вот же Хмарь болотная! – выругался он. – Ядовитая нечисть, – процедил сквозь зубы, приподнимаясь с пола. – А ты чего такая бледная? – посмотрел на меня недоумённо. – Плохо, что ли, стало?

– Да кому не станет-то, когда к ним такое чудище посреди ночи ворвётся? – отмерла я, наконец. – Да ещё и раненое!

– Дожили, – возмутился Лесовик. – Оказывается, к себе в хоромы я уже врываюсь. И не жалко тебе ругать меня, когда я вон, – кивнул на свою располосованную грудь, – при смерти?

– Жалко, – согласилась я. – Да только нечего было ночью не пойми где шляться! Пришёл бы домой раньше, не угораздило бы, – подала ему руку. – Кто тебя так исполосовал-то?

– Да говорю же, Хмарь болотная. Мстительная зараза.

– А-а, – протянула я понимающе. – Я-то думала, это ругательство. И за что она тебя?

– Да так, – Лесовик подозрительно отвёл взгляд. – Новость одну узнала и разочаровалась немного, – дальше пояснять он уже не стал, и я сообразила, что разлад у них с этой хмарью какой-то случился. Личный. И снова завелась. У него вон целый город невест, а он ещё к какой-то хмари шляется и разлаживает с ней направо и налево! Никакого доверия этим мужикам нет. И неважно, кто это – царь или плотник, – всё одно. Шляются невесть где и ссорятся невесть с кем.

– Пойду позову кого-нибудь, – буркнула я, обидевшись на собственные мысли. – Пусть хоть вымоют тебя, что ли. А то и на царя даже непохож.

Он ухватил меня за руку.

– Не надо звать, – попросил как-то уж больно жалостливо. – Если увидит кто, завтра весь город узнает. А нам это ни к чему.

– А что такого?

– Царя же ранили, дурёха. Страху только нагнетёшь. А у нас свадьба на носу.

– Так это не у нас. Нам какое до этой свадьбы дело? Сам же сказал, царя ранили. Ему помочь надо! А не скрывать это ото всех.

– Так и помоги, – предложил он. – Ты ведь никому не расскажешь?

– Никому, – покачала я головой.

– И позаботиться обо мне тоже можешь, правда?

– Ой, что-то не нравится мне, к чему ты ведёшь.

Чувствовался в его словах какой-то подвох. Только я слишком сонная была и никак не могла сообразить. А так бы уже давно вывела его на чистую воду.

– Да ни к чему я не веду, – отмахнулся Лесовик. – Помоги только до мыльни дойти и рану промыть. Дальше я уж сам как-нибудь справлюсь.

Вздохнув, я ухватила его под локоть и помогла встать.

– И всё равно не пойму, почему нам хоть ту же Есению не позвать? Неужто она разболтала бы? А по ней и не скажешь.

– Нет, Есения не разболтает. Но только живёт она на другой стороне города. Или ты хочешь меня тут бросить в крови и грязи и ночью за ней отправиться?

– Вот ещё, – ответила я.

Мы медленно ковыляли по направлению к мыльне. В доме было темно и тихо, все слуги спали. Лесовик шёл почти что сам, только иногда покачивался. И чтобы снова никуда не завалиться, придерживался за меня.