– Можно еще у реки поспрошать. Где Воронья слободка, знаешь?

– Да я туда и при свете дня без десятка дружинников не сунусь, а уж на ночь глядя…

– Трусиха! А сама-то деву-воительницу из себя строишь, пока до дела не дойдет.

Я заскрежетала зубами:

– Ты чего, решил меня на слабо подначивать?

– Трусиха, трусиха! – Мальчишка возбужденно подпрыгнул. – Кто со мной – тот герой, а кто без меня – тот паршивая свинья!

Может, если б я успела ухватить Томашика да поучить ум-разуму, все бы и обошлось. Но малец припустил вдоль дороги, только пятки сверкали в сгущающихся сумерках. Я неохотно поплелась следом.

В любом городе бывают такие места, куда приличные люди предпочитают не забредать. Там всегда уныло и грязновато, дома жмутся друг к другу покосившимися стенами, стыдливо прикрываясь реденькими частоколами. Там не светят по ночам масляные уличные фонари, не фланируют нарядно одетые прохожие, и только одичавшие голодные собаки провожают тебя тоскливыми взглядами. Воронья слободка была именно таким местом.

Поваренок шел уверенно, миновав развалившуюся пристань, вслух отсчитал третий дом, поднялся на крыльцо.

– Подожди, – громко зашептала я, – осмотреться сначала надо…

– Трусиха, – презрительно отрезал Томаш, уверенно стуча в дверь.

Я успела оказаться за спиной мальца в тот момент, когда створка со скрипом отворилась.

– Нам бы спросить чего… – испуганно пискнул поваренок, узрев громадину, появившуюся на пороге.

Мужик поднял факел повыше:

– Ну так спрашивайте.

Ростом он был, наверное, с гору. Плохо пахнущую, одетую в разодранную на плече рубаху гору. Колтун пегих волос почти закрывал лицо, оставляя на обозрение тонкогубый рот да цепкие карие глаза, время от времени зыркающие сквозь волосяную завесу.

– Обоз из Рутении у вас не останавливался? – вступила я в разговор на правах старшей.

Провожатый мой тем временем совсем скис. Мне даже показалось, что его дрожь передалась крыльцу, и доски под моими ногами заходили ходуном.

– Проходите, – неожиданно гостеприимно предложил хозяин.

– Так здесь они? – Я решила поосторожничать.

Мужик уверенно кивнул и пошире открыл дверь. До нас донесся гул голосов и задорный дудочный пересвист.

Томашик расслабился, а я, наоборот, еще больше насторожилась.

– Тогда позови мне купчиху рыжую, Стешей кличут.

И тут одновременно произошли два события: мальчишка взвизгнул, слетев с крыльца от удара хозяйской ноги, а я заорала, пытаясь сбить со своей спины огромную цепкую пятерню человека-горы.

– Пошел вон, щенок! – скомандовал злодей скулящему поваренку. – А девка пусть тут пока побудет.

Меня за шкирку перебросили через порог. Хлопнула дверь, факел с шипением утонул в бадейке. Стало темно. Я вжалась в стену, настраивая ночное зрение, и, стараясь быть тише воды ниже травы, переместилась на пару шагов вправо. Изменение местоположения в предстоящей драке должно было мне дать кое-какое преимущество. Но дорого продать свою жизнь мне не дали.

– Фейн, я тебе новую игрушку принес. – Человек-гора сдернул внутреннюю занавесь, наполняя сени ярким светом и шумом праздника. – Погляди, какая цаца…

Я медленно поднялась, надеясь, что поваренок успеет привести стражников до того, как из меня здесь начнут резать ремешки или другие полезные в хозяйстве вещи.

Судя по всему, веселье было в самом разгаре, когда нам с Томашиком вздумалось стучать в дверь. За сдвинутыми столами вкусно трапезничали, обильно выпивали и играли в карты где-то с десяток мужиков, самого что ни есть лиходейского вида. Сейчас вся эта орава с удивлением уставилась на меня. На стене около входа горел ночник, испуская в воздух столб душного дыма. Я повела носом – хозяева явно баловались дурманной травой, подмешивая ее в светильное масло. Глаза защипало, я сморгнула слезу. Вот ведь, ёжкин кот, положеньице. А рожи-то, рожи! Не иначе окаянники. Такого избытка разнообразных шрамов мне раньше видеть не приходилось. Неожиданно захотелось пожалеть калечных людишек, какую-нибудь помощь предложить, но еще одна затрещина обрубила мои благостные желания на корню.