С таблетками есть проблема: важно правильно рассчитать дозу. В противном случае, если повезет, я бы просто отделалась поносом. Если не повезет– осталась бы инвалидом, так и не добившись желаемого эффекта.

Лупе Велес была прекрасной женщиной, актрисой, но несчастной по жизни. Она так все старательно подготовила: украсила кровать лепестками роз, надела шикарное платье, чтобы уйти красиво. Но организм отреагировал не так, как ожидалось, и она просто испортила и платье, и кровать своей рвотной массой. Потом на ней же поскользнулась и умерла в итоге от удара головой об унитаз.

Мне в общем-то все равно как это будет выглядеть… Есть люди, которые никогда не наденут носок с дыркой: мол «что же будет, если произойдет несчастный случай и, сняв с меня туфли, медики застанут меня в неловком положении?» Ты будешь уже мертв, что может быть более неловким?

Повешение – долго и мучительно. Так каждая секунда покажется годом в пытках, притом, что до асфиксии так беспомощно висеть придется около четырех – пяти минут. Это не считая того, что после наступления биологической смерти, человек на протяжении еще минут трех может чувствовать, что-то осознавать. Хотя это только предположение, пока еще не доказанное наверняка… Тем не менее, я бы хотела избежать мучений. Мой смысл ухода – это как раз избавление от страданий… Свобода.

Я хочу просто, быстро и наверняка.

В Мадриде есть давно излюбленный способ уйти в «последнюю прогулку»– прыгнуть с моста на шоссе. Самым популярным был Виадукт Сеговии, но его со всех сторон закрыли стеклянными стенами, чтобы больше никто прыгнуть с него не смог. Тем не менее есть еще один мост недалеко от Мансанарес, и до него как раз идти недолго.

Майка, шорты кеды. Нет… юбка… длинная. Пусть струится во время полета.

Возьму, пожалуй, только плеер. Музыка – это единственное, что мне искренне жаль потерять, уходя. Это действительно страшно. Больше никогда, никогда не услышать музыку…

Почти подошла к коридору. Остановилась. Обернулась на холст. Нет, этого так не оставлю. Подошла к подставке и взяла в руки кисть, выдавливая черную краску. Не жалея масла черным цветом по холсту, где были написаны глаза.

– Чтобы не смотрел так больше.

Возможно, именно так и появились знаменитые работы Малевича. Что там было изначально под черным слоем?.. Было или не было что-то написано на том холсте первоначально, так вероятно были замазаны, спрятаны какие-то сильные эмоции, там непременно что-то важное…

Оставила кисть. Ухожу.

На столе в коридоре лежат ключи, и рука механически за ними потянулась…

Зачем?

Оставить или взять?

Тело начинает неприятно колотить.

Возьму…

Где-то глубоко, как мне кажется, надежда всегда есть. Вернуться, что-то изменить. Даже в самом безнадежном случае.

Трусиха.

Оставлю.

Дверь со скрежетом закрылась, а ручка двери словно не хотела отпускать.

Спустилась по узкой лестнице с шестого этажа, от чего голова немного закружилась.

Этот город никогда не спит. В любое время суток слышишь какую-то пустую болтовню и хохот. Хорошо, что в ушах «gloomy Sunday», и я отключена от внешних звуков.

Видишь разукрашенных «цыпочек», старающихся произвести фурор, а все тщетно: во взгляде черная дыра. Интеллект и глубину не накрасишь, не нарисуешь, будь ты хоть самым гениальным художником. Хотя тем ребятам вполне сойдет, и смотрят они, как обычно, совсем не в глаза.

Иду, уставившись на экран телефона. Как будто жду спасательной зацепки, причины остановиться, развернуться.

Не пишет никто. Только долбанный спам, заставляющий загореться телефон, будто там то, чего я так ждала. Открываю и вижу: «