– Что ж, – сказал Тул вслух, – вызовем на бой эту парочку.

Он отвязал копьё от ветки, взял в левую руку нож, в правую копьё, спустился на нижнюю ветку, нависавшую над землёй в двух-трёх локтях, и спрыгнул с неё, встав спиной к дереву. Оба волка как по команде бросились к Тулу. Но их встретило копьё, в чьей грозной силе они уже могли убедиться. Звери ловко увёртывались от ударов Тула, но и подойти к Тулу никак не могли, а когда старый волк пытался напасть сбоку, Тул огрел его по правому боку с такой силой, что чуть не сломал копьё, и тот, зарычав от боли, отскочил подальше. Перевес как будто стал склоняться в сторону Невешайноса, но тут он увидел, как распластываясь в воздухе несутся к нему со стороны болота трое волков. Стало ясно, что надо отступать. Тул повернулся спиной к волкам, надеясь, что успеет взобраться на безопасную высоту, прислонил копьё к стволу и уже начал было вскарабкиваться на третью снизу ветку, как дикая боль пронзила его под левой лопаткой. Это молодой волк молнией метнулся к стоящему спиной противнику и, не достав до шеи, вцепился в него чуть ниже и левее лопатки. От боли Тул громко закричал, но самообладания не потерял и всадил левой рукой нож под левое ребро волка, видимо, в сердце. Тот сразу как-то обмяк, но, не разжав зубов, так и остался висеть на Туле, не давая ему подниматься. Старый волк тоже успел оправиться от удара и напал на Тула справа, хотя ему и мешали ветви дуба. Тул изловчился и лягнул его по носу, тот отскочил, но положение не стало легче. Молодой волк по-прежнему висел на Туле, и он чувствовал, как своя кровь заливает ему спину, а волчья – ноги. Напрягая все силы Тул рванулся вверх, пока к врагу не прибыло подкрепление. И в это время он услышал сначала выстрел, а потом лай собаки и голоса людей.

– Дядя, я здесь! – закричал он слабеющим голосом.

– Тул, сынок, держись!

Старый волк, услышав голоса, тут же метнулся в чащу леса. Волчица и остальные волки – тоже. Тул медленно сполз с дерева навстречу Клему, Геллону, Эму и Верному. Дядя был с мушкетом, из ствола которого ещё шёл дымок, и саблей набоку, остальные с арбалетами.

Рана Тула оказалась довольно серьёзной. Чтобы оторвать намертво вцепившегося волка, пришлось разжимать его зубы ножом. Кусок мяса, вырванный из-под лопатки Тула, болтался на лоскутке кожи. Рану тут же перевязали. От пережитого волнения и большой потери крови Тула била лихорадка, сил, чтобы идти, не было. Решили сделать для него носилки. Пока Клем с Геллоном их делали, Эм притащил убитого отцом волка и сложил вместе с двумя, убитыми Тулом.

– Что будем делать с ними? – спросил Клем. – Надо бы шкуру снять, они уже, я смотрю, вылиняли. Зима, наверное, будет ранней. Донесёте вдвоём Тула?

– Донести-то донесём, – ответил Геллон, – да тебе нельзя оставаться одному, волки могут назад вернуться, их ведь четверо осталось, а ты один.

– А нас тоже четверо. – возразил Клем, – я, Верный, мушкет и сабля.

– Ну из мушкета ты в лучшем случае подстрелишь одного, а больше не успеешь, очень уж долго его заряжать, – не согласился с другом Геллон. – Плюнь ты на этих волков и пошли домой. А то Тул кровью истечёт.

Тут уж вмешался раненый:

– Жалко бросать такие шкуры. Давайте я пока полежу, только дайте мне попить, а вы все возьмитесь снимать шкуры. А рану мне завязали хорошо. Я чувствую, что кровь больше не течёт.

Действительно, всем и особенно Тулу, было жалко бросать шкуры волков, а отложить это дело было нельзя: в воздухе над местом побоища, предвкушая поживу, же кружились десятки ворон и с каждой минутой их становилось всё больше. Брось убитых волков без присмотра, и через несколько часов от них останутся одни кости.