Если боль в животе еще можно было списать на совпадение, натягивание совы на глобус и нынешнее истерическое состояние Полины, то подарками своими Герман выдавал себя с головой. И я точно знала, что периодичность этих подарков совпадала с его изменами.

Я-то знала.

– Выходит, так, – горько усмехается Полина. – Совестливый муж попался! Все правильно делал, как народная мудрость требует – с блядок через ювелирный.

Она чокается своим бокалом с чашкой с зеленым чаем, которую ставят передо мной.

У меня рука не поворачивается поднять ее и чокнуться в ответ.

– Чего ему не хватало, Лан? Секса не хватало? Ну хоть бы раз сказал: не дашь – заведу любовницу! Я ж не думала, что ему вынь да положь в живую женщину надо потыкать! Он ведь всегда нормальным был, не из тех мужиков, которые: «Я не для того женился, чтобы дрочить!» Мне на последних месяцах беременности Маруськой тоже половой покой прописывали, он же терпел? Хотя уже и не знаю…

– Погоди, – я чуть не обжигаюсь чаем, делая слишком большой глоток и еле откашливаюсь. – У вас же все нормально было с сексом?

Мозг не успевает за языком буквально на мгновение.

Мы никогда не обсуждали с Полиной вот эти все девичьи штучки – кто, когда и сколько раз.

Тем более, не обсуждали их семейную жизнь с точки зрения постели.

С ней.

Я могла это знать только от Германа.

Это ощущение мгновенного укола в сердце, от которого невозможно ни вдохнуть, ни выдохнуть. Пронзающий насквозь страх.

Потерянный телефон? Забытая встреча? Предчувствие беды?

И сразу – отпускает, только сердце еще долго колотится невпопад и что-то свербит в горле.

Но Полина смотрит мимо меня, пытается опереться на руку, промахивается и смеется сама над собой. Она слишком пьяна, чтобы проанализировать, как эпично я чуть не спалилась.

– Не было у нас хорошо, – она растягивает губы в горько-фальшивой улыбке. – Последний год как-то особенно не получалось. То я болею, то он, то как-то некогда. Да и Маруська уже взрослая, как-то неудобно при ней запираться в спальне. Все равно ж поймет, чем мы там занимаемся. А пока дождешься, чтоб уснула, сама засыпаешь… Прошлым летом она в лагерь уехала, помню, мы оторвались! А она на следующий день начала обратно проситься, вот и не вышло у нас каникул.

– Помню, да, ты так радовалась, когда она согласилась, – киваю я, а сама судорожно подсчитываю. Больше года у них не было секса, выходит? Тогда зачем Герман мне врал?

Я ведь все это время думала…

Что я думала?

Что он со мной не из-за секса?

Что есть что-то другое. Не только раненое Нелли самолюбие, как мне казалось поначалу.

Но в этом он меня разубедил. Очень качественно разубедил.

А теперь выходит, я не замечала самой главной причины?

Телефон на столе начинает вибрировать, и Полина несколько секунд безуспешно ловит выскальзывающий из пальцев «обмылок», с трудом фокусируется на экране, где написано «Герман» и подносит трубку к уху:

– Чего тебе?

Я не слышу, что он ей отвечает, но она морщится, словно у нее мигрень.

– Когда захочу, тогда и вернусь!

В ее голосе истеричные нотки.

– Сколько хочу, столько и пью!

Она щелкает пальцами официантке, указывает на бутылку и жестами просит повторить, хотя мы не выпили и половины.

– Знаешь, ты потерял право мне что-то указывать, когда пошел выгуливать своего дружочка по чужим постелям! Нет, Гер, я не начинаю скандал! Нет, не я! Нет, ты! Вот и займись дочерью, ты же ее так любишь! А я десять лет занималась, имею право отдохнуть! Зато у тебя времени так много свободного было, что ты решил его потратить на какую-то… Нет не замолчу! Сам заткнись!!!

Она уже просто визжит в трубку, не обращая внимания на то, что немногочисленные посетители бара оборачиваются и шепчутся, глядя на нее. Я сижу, закрыв лицо рукой и чувствуя, как пылает моя кожа. Чей это стыд? Мой или ее?