Уже в самолёте Володя увидел Егора Кузьмича Заречного, который был председателем колхоза-миллионера. Они иногда встречались в Райкоме и, столкнувшись в новой обстановке, почувствовали себя давнишними приятелями, а после первой же экскурсии стали обмениваться впечатлениями. Другие члены группы в это время выясняли, где можно купить недорогую модную одежду.

В магазинах Берлина знали, для чего приезжают русские туристы, и относились к ним так же, как москвичи относятся к жителям дальних пригородов, выбрасывающих в столицу интендантский десант. Советских граждан легко можно было отличить не только потому, что они ходили группой, послушно следуя за экскурсоводом и сопровождаемые недремлющим оком старшего. Было что-то необъяснимое в их поведении и в выражении лиц. Продавцы узнавали их сразу и довольно хорошо объяснялись с ними с помощью жестов и нескольких русских слов, которые молодые успели выучить, а старые вспомнить. Заречный пошёл по магазинам вместе со всеми, но, когда старик-менеджер на ломаном русском языке стал расхваливать ему женское пальто, председателя колхоза затрясло. Он выскочил из магазина и быстро зашагал в гостиницу. Ему показалось, что немец злорадствовал, глядя на покупателей из России, которые до сих пор не могли изготовить у себя ни красивой одежды, ни качественной обуви, ни современных бытовых приборов.

В конце следующего дня, после прогулки по городу и обязательного возложения цветов к подножию памятника советскому солдату-освободителю, когда группа из Красногорска возвращалась в гостиницу, Володя спросил Заречного:

– Что вы такой сердитый, Егор Кузьмич. Выпейте, у вас сразу настроение поднимется.

– Я в одиночку не могу. Заходи, выпьем вместе.

– Да поздно уже…

– Ничего не поздно, ты, небось, со своими друзьями в баньках до утра гудишь, а сейчас и одиннадцати нет. Приходи и жену с собой бери, я угощаю.

Володя посмотрел на Аллу, но она отрицательно покачала головой:

– Нет, я устала и пойду спать, а ты иди, если хочешь.

– Хорошо, – сказал Володя, почувствовав, что жена явно не настроена заниматься любовью. К тому же наладить хорошие отношения с председателем колхоза никогда не помешает.

Егор Кузьмич действительно скверно себя чувствовал. Эта поездка напомнила ему события тридцатилетней давности, когда на Украине погибла его первая жена. В Заречном вновь проснулась ненависть к фашистам и отвращение к немецкому языку. Он вспомнил, с каким трудом ему удалось уйти добровольцем на фронт, и с какой злобой он там сражался. Вспомнил он и чистенькие деревни Германии, и аккуратные городки, в каждом из которых обязательно был хорошо оборудованный стадион, пляж с туалетами и какими-то кабинками непонятного назначения. Потом ему объяснили, что эти кабинки служили для переодевания. Всё указывало на спокойную и благополучную жизнь, гораздо более удобную и богатую, чем в Советском Союзе. Это вызывало ещё большую ненависть, но, вернувшись с фронта, Заречный постепенно забыл военные впечатления. Теперь же, вновь оказавшись в Германии, он увидел, что здесь можно без всякой очереди купить и продукты, и одежду, и бытовую электронику. Но больше всего Заречного раздражали полицейские в форменных касках и с дубинками. Они напоминали ему эсэсовцев.

– Да это совсем другие люди, Егор Кузьмич, – пытался успокоить его Володя, – посчитайте, сколько лет прошло.

– Может, и прошло, но мне всё равно хочется их задушить. Я видел, как продавцы ухмылялись, когда показывали нам свои товары. Старик наверняка воевал против нас во время войны, сам подумай, где ещё он мог выучить русский. Я в этой стране спать не могу, мне всё время кошмары снятся. А днём, когда вижу, как они живут, становится ещё хуже. Они ведь проиграли войну, и у них в магазинах по пять сортов колбасы, а у нас?.. Лучше бы я сюда не приезжал!