«И мы сможем давить виноград, как ваш сын?» – хотел спросить Борис, но Рая опять его остановила.

На следующий день Коган рассказал Осе о знакомстве со спонсорами и пожалел, что в конце визита не послал их к чёртовой матери.

– Чем же они тебе так не понравились? – спросил Ося.

– Они не понимают, как нам тяжело, и вместо реальной помощи стали петь песни о том, что не хлебом единым жив человек, что нам надо выйти из дома и что, оставаясь в четырёх стенах, мы впадём в депрессию.

– Они правы, – сказал Ося, – вам действительно надо выйти из дома. Совет по поводу Лены тоже дельный, да и зубы вам с Раей когда-нибудь придётся лечить, так что спонсор вам ещё пригодится, но теперь главное для Раи – подготовиться к интервью.

– А ты ей поможешь?

– Обязательно.

* * *

На работе Рая впервые близко столкнулась с людьми другого круга и с болезненным интересом наблюдала за ними. Слоноподобные мамаши с кучей детей от разных отцов очень комфортабельно чувствовали себя в приёмной, дожидаясь своей очереди. Они приходили сюда, чтобы переложить усилия по воспитанию своих детей на государство, и были твёрдо уверены, что после дежурных нравоучений им выдадут ваучеры на жильё и талоны на еду. Пожалуй, только из ложечки их кормить не будут, в обязанности работников социальной службы это ещё не входило. Глядя на них, Рая думала, что они гораздо меньше приспособлены к жизни, чем их далёкие предки, которые сами должны были добывать себе еду и поддерживать огонь в пещере.

Среди сотрудников наибольшую симпатию у Раи вызывал негр-инвалид Робин. Чувство это было взаимным, а вскоре она узнала, что и попала сюда благодаря его настойчивости.

У неё был очень серьёзный конкурент – выпускник негритянского колледжа, и, чтобы избежать подозрений в расизме, за него высказались все белые сотрудники. Против был только Робин. Председатель комиссии пытался переубедить его, но Робин не проявлял симпатии к своему чёрному брату. Он считал, что Рая более достойный кандидат: она, приехав в Штаты, сразу стала искать работу, а её конкурент учился в колледже восемь лет вместо четырёх и получил диплом только потому, что ему разрешали сдавать экзамены по нескольку раз. Конечно, он воспитывался в многодетной семье матерью-одиночкой, но это никак не оправдывало отсутствие прилежания. В конце концов, Робин убедил своих сотрудников.

В тот день Робин был в минорном настроении, и посетители раздражали его гораздо больше, чем обычно. Теоретически его клиентами должны были быть люди, оказавшиеся в тяжёлой ситуации: матери-одиночки, инвалиды и демобилизованные военные, которые не смогли найти себя в гражданской жизни. В действительности же большинство просителей были тунеядцами, бездельниками и симулянтами, которые хотя и не совершали налёты на банки и не грабили прохожих, фактически обворовывали государство. Среди них были белые и чёрные, мусульмане и христиане, верующие и атеисты. Особенно взбесил Робина сомалиец, который жаловался на то, что бабы в Америке совсем оборзели. Его четыре жены, которые числились троюродными сёстрами, уже давно отбились от рук и не давали ему своё пособие, заявляя, что им не хватает на детей, а потом вслед за этими молодыми стервами взбунтовалась и старшая жена, которая в документах проходила как сестра. У неё восемь детей, и раньше он распоряжался всеми её деньгами, а недавно она посчитала, что велфера ей вполне хватит на жизнь, не стала пускать его в свою квартиру и предупредила, что если он будет ей угрожать, подаст на него в суд. Сделать с ней ничего нельзя, потому что в Штатах мать-одиночка имеет все шансы это дело выиграть. В Сомали он задушил бы её на месте, а тут приходится терпеть. Одна отрада – он всё равно что-нибудь вытянет из государства.