За гостиницей, через дорогу, за железной изгородью и густым кустарником открывался невзрачный вид. В середине этой плачевной картины стоял старый храм с обветшалыми монастырскими постройками, за которыми начинался погост, превратившийся со временем в обычное городское кладбище, неухоженное на вид и, видимо, уже не функционирующее… Вдоль изгороди тянулась забытая траншея с отвалами щербатого от трещин глинозёма, где местами уже прорастала сорная трава.

Для Жеки не было ничего удивительного в этом неприглядном пейзаже, наоборот, всё это напоминало ему далёкий и такой знакомый Неверов… А где-то совсем рядом жила другая Москва. И стоило Жеке немного приподнять голову и отвести свой взгляд в сторону, как перед ним представал уже совершенно иной, блистательный вид, где над красотами архитектуры и прочими достижениями народного хозяйства возвышался, сверкающий на солнце, грандиозный монумент с устремленной в космос ракетой.

Но даже стотысячная чаша стадиона имени вождя мирового пролетариата, заполненная доверху человеческим людом, которая шумела и бурлила страстями во время футбольного матча, только на мгновения становилась для него душой этого города и никак не хотела превращаться в душу всей огромной страны.

И в голове юного Зотова, исподволь и незаметно, зарождалась другая страна и, наверное, именно в то жаркое лето, в белокаменной и златоглавой столице, возникла и прошла через его подсознание незримая граница уже новой страны… И страна эта называлась страной Неверия.

Быстро пролетели в столице ясные и тёплые дни, наполненные событиями и впечатлениями. Обратный путь домой показался им, немного подуставшим, уже длинным и утомительным.

Утром, расположившись на боковой полке плацкартного вагона, полусонный Жека обратил внимание на женщину с верхней полки, которую он ещё вчера мысленно прозвал Миледи.

Это была молодая блондинка с ярко-светлыми, слегка растрёпанными после сна волосами и чуть припухлыми морковными губами. Она, поправляя плавными движениями серебристо-атласный бюстгальтер на высокой, полной груди, не спеша надевала на стройное тело светлую блузку, а после медленно застегивала на ней пуговицы. И всё это время она неотрывно и пристально смотрела на него своими вишнёвыми глазами.

Жека загляделся на полуобнажённое тело Миледи, на её вишнёвые, бездонные глаза, в которых не различались зрачки, но которые притягивали его и влекли своей загадочностью.

И тогда он ощутил, как что-то сдавило ему грудь, заставив учащённо биться сердце, и вместе с этим, доселе неведомым, тревожно-щемящим чувством, в нём пробудилась эта самая страна Неверия, которая теперь росла и крепла с каждым днём…

Вскоре появился супруг Миледи – полноватый мужчина средних лет с сединой на висках, прибывавший до этого в туалете. Плодово-ягодная Миледи оторвала свой далеко не травоядный взгляд от Жеки, и, вяло улыбнувшись, сказала что-то ласковое своему лысеющему Атосу…

А сейчас Жека удивлялся непонятной избирательности собственной памяти, вспоминая эпизоды той единственной поездки в столицу и, устав от поисков чего-то исключительно цельного в своей прошлой жизни, теперь просто взирал на однообразную картину за окном.

Впереди его ожидала ещё одна пересадка, но уже на местный поезд, на котором ему предстояло ехать до Качкара.

Из Качкара в Найбу Жека добирался последним автобусом.

Народу в нём набралось немного и в полупустом салоне было тихо. Только девушки, сидевшие сзади Жеки, всю дорогу до посёлка что-то оживлённо обсуждали, часто прерывая разговор дружным смехом.

Жека угрюмо поглядывал в их сторону, но лица девушек в полутьме не различались и, смешиваясь, превращались в безликую, но веселую и беззаботную компанию. Настроение у Зотова, после неудачной поездки в Неверов, было паршивым, а громкий, заливистый смех девчонок лишь его раздражал.