– И убийцей.

– Можно подумать, с тобой девочка станет придворной дамой.

– Я уже принес клятву воронам. Пусть Норвол мертв, но остальные живы – я буду проклят богами, если нарушу свои же обещания.

Абнер посмотрел на него так, будто Тит был несмышленым и капризным ребенком, не желающим понимать мудрость взрослых. А он, король, выступал в роли терпеливой няньки, вынужденной утирать сопливый нос и менять грязные пеленки.

– Дага – это ведь не родовое имя, а прозвище, так? Ты калахатец, даром что без косы – все равно видно. – Абнер ухмыльнулся, будто сказал что-то смешное. – Что калахатец делает в Шегеше, вдали от своей родины? Не можешь ответить? Ну так я скажу тебе. – Подперев голову рукой, новоявленный король продолжил, нарочито растягивая слова, которые, будто ножи, расковыривали застарелые раны на душе Тита: – Несколько лет назад в междоусобице, в сражении за лордство и корону, люди топили друг друга в крови. Отец шел на сыновей, сыновья – на отцов, а брат – на брата. Я тогда был еще дитя, а Стеврон замучился наводить порядки в ваших воинственных землях. И помню я, как один род исчез с лица Калахата. Весь – подумай только! – и за одну ночь! Замок сгорел, и все кости перемешались так, что никого и не узнать. Зато черепов оказалось на один меньше, чем должно было быть. Как думаешь, почему? Я считаю, клятвы нарушать проще, чем кажется. А у бумаг долгая память, Тит Дага.

Вне себя от злости и страха, Тит вскочил на ноги – следом за ним поднялся и Абнер. Он был ниже ростом и все же сильнее – за его спиной с клинками наготове стояли три клятвопреступника. «Погоди, – горько осадил себя Тит. – Вполне возможно, скоро ты к ним присоединишься. К их бесчестной братии». Абнер открыл было рот, но тут дверь распахнулась и на пороге показался щуплый слуга. Лицо его раскраснелось, он размахивал руками от волнения и разевал рот, как выброшенная на берег рыба.

– Ваше величество, там… Нест принес улов. Пойдите, поглядите сами!

Абнер снял со спинки кресла плащ и торопливо накинул его поверх камзола.

– Гарольд, Хед, давайте, за дело.

Полог отодвинули, явив Титу безмятежно лежащую чету воронов. Анели прижимала маленькие ладони к груди, ее черные густые волосы блестели на алых простынях. Порез на горле сочился черной кровью. Руки князя лежали вдоль тела, будто он и не думал сопротивляться – послушно открылся врагу, чтобы тот взрезал его грудь и раздвинул ребра. Отсюда Тит не мог видеть нутро Норвола, но представил, как внутри застыли змеиным клубком кишки, и его замутило. Почему не сработал ни один завет? Ответ лежал прямо перед ним, скрывался в пустой груди князя вальравнов – там, где когда-то билось его сердце.

Тит отвернулся и встретился взглядом с Абнером. Король коснулся пальцами губ.

– Вороны любили приносить жертвы, взывая к своим богам. Но они не одиноки – все мы чем-то жертвуем, не так ли? Совесть или ребенок, жизнь или смерть – выбирай. Я, со своей стороны, буду рад, если за спиной у меня будет такой человек, как ты. Подумай над моими словами, пока мы будем идти к реке.

На берегу столпились люди. Плотно прижимаясь друг к другу телами, одетыми в грязное тряпье, простолюдины без умолку переговаривались. Издалека они напоминали встревоженный пчелиный рой, и чем громче звучала их речь, тем шире становилась улыбка Абнера. Тит заметил, что многие ему кланялись: некоторые – учтиво, другие – неуверенно. Люди растерялись, и он растерялся вместе с ними.

Снег подтаял, солнце разогнало тучи и воцарилось на ярко-голубом небе, и Тит ощутил досаду. Разве может быть таким прекрасным день, следующий после кровавой ночи? Боги смеялись ему в лицо. Или спали, как сказал Абнер.