Хозяйственные и все другие практические вопросы решал Совнарком во главе с председателем и его 14-ю заместителями, отвечающими за различные направления деятельности. Совнарком номинально не зависел от ЦК, но его сотрудники были коммунистами и, следовательно, обязанными выполнять решения Съезда, Пленума и ЦК. Параллельно Совнаркому функционировало Бюро Совнаркома в состав которого входило 7 министерств с министрами и многочисленными заместителями.

Народовластие изображалось Верховным Советом, бутафорским органом, куда выбирались представители народа, прошедшие сито согласований с органами партии и НКВД. Если учесть, что между простым гражданином и верховной властью были еще краевые, областные, республиканские, городские и районные органы, в миниатюре дублирующие московскую систему управления, то станет понятно насколько запутанной и неповоротливой была эта советская бюрократическая машина.

Оспаривать первую роль Иосифа Виссарионовича в стране и правительстве никому в голову, даже не приходило. К концу двадцатых годов влияние Сталина на остальных членов ЦК стало таким сильным, что уже никто не подвергал сомнению, кто в доме хозяин. Строго говоря, он был узурпатором, который с помощью интриг и политических убийств, захватил власть в партии и стране, превратившись в тирана.

То, что Правительство Советского Союза выполняет лишь роль ширмы для диктатора, выяснилось в первые же дни Великой Отечественной войны. Когда от руководящих органов государства потребовалась серьезная и эффективная работа, тут же выяснилось, что громоздкий административный аппарат ничем управлять не способен и самостоятельных решений принимать не может. Его немедленно расформировали и образовали Государственный Комитет Обороны (ГКО), уже наделенный реальной властью. В Англии и США таких кардинальных перестроек внутри правительств с началом войны не потребовалось.

Разрыв прав и ответственности.

Система власти Советского Союза была настолько запутанной, что разобраться кто и чем руководит в стране не мог никто. Глубокий смысл такого административно-политического устройства заключался в разрыве прав и ответственности. Сталин оставил себе право принимать решения, а ответственность за их последствия возложил на множество других людей. Так случилось во время коллективизации, когда вина за избиение крестьян была возложена на тех, кто непосредственно занимался раскулачиванием. Так случилось и с репрессиями 37-го года, когда ответственность за сотни тысяч загубленных жизней легла на Ежова.

Это же произошло и в первые дни войны, когда Сталин, отсиживаясь на Ближней даче в Кунцево, десять дней наблюдал со стороны, как терзали нашу армию, оставшуюся без центрального управления. За колоссальные потери и отступление советских войск главнокомандующий наказал военачальников по законам военного времени.

Вождь, при этом, всегда оказывался "не при делах".

Примерно та же ситуация разрыва прав и ответственности возникла во времена брежневского правления, но с обратным знаком. При Брежневе право принимать серьезные решения присвоила партийная элита, погрязшая в безделии, и устроившая себе красивую жизнь за счет народа. Отвечать же перед страной за провалы в экономике и глухой застой они предоставили главе государства.

Такое положение вполне устраивало окружавших Брежнева функционеров. Поэтому они удерживали с трудом говорящего (вспомним анекдот про "сиськи-масиськи" – "систематически"), немощного и больного Леонида Ильича на троне до самой его кончины в 1982 году. И даже то что в 1976 г. у него случился обширный инфаркт, после которого любого человека отправляют на пенсию, не стало поводом для его отставки.