– Имеешь в виду, что у любого человека есть какие-то свои привязанности?

– Ну да. Например, мать, жена, дочь, сестра, тетка, племянница или хотя бы кузина. То же самое относится и к мужчинам. Невозможно жить среди людей и не иметь совсем никаких обязанностей. Страшно подумать, какая это обуза!

– Как тебя зовут? – поинтересовался Пенстивен.

– Барбара Чужачка-Стилл.

– То есть Барбара Стилл? – с усмешкой переспросил Пенстивен.

– Можешь называть меня так, – разрешила она. – Я тоже пока еще сама за себя.

– Но зато утверждаешь, будто ты единственный свободный человек на всем белом свете, – напомнил он.

– Так и есть!

– Может, все-таки объяснишь поподробнее, если можно?

– Разумеется, можно. Если, конечно, ты сможешь уловить мою мысль. Идея такова. Когда девочка еще совсем маленькая – гораздо младше меня, – она всегда от кого-то зависит. Потом она вырастает и влюбляется, а влюбленная девица подобна мухе, попавшей в патоку. Сначала муха думает, что жизнь прекрасна, но потом, увязнув по уши, в конце концов погибает, объевшись сладкого. Я уже вышла из детского возраста, но пока еще не влюбилась; родственников у меня нет, я ни от кого не завишу, и никто не зависит от меня. Так что я самый свободный человек на свете.

– На словах, – заметил Пенстивен.

– На самом деле, будь уверен! – заверила она.

– А где ты живешь?

– Недалеко отсюда, за лесом. Вместе с мачехой.

– Ага, выходит, родственники у тебя все-таки есть, – поддел он ее.

– Некоторые мачехи порой могут сойти за родню, – серьезно ответила девушка, – но это не мой случай.

С минуту Пенстивен задумчиво глядел на свою новую знакомую, затем снова опустился на пенек, сложил руки на груди и пронаблюдал за тем, как она скрылась за стволом дерева, с которого спрыгнула и из-за которого вскоре снова появилась с винчестером под мышкой.

Девушка шла через полянку, направляясь обратно к нему, когда что-то привлекло ее внимание. Она тотчас замерла на месте и грациозно приподнялась на цыпочках, без труда удерживая равновесие. Затем подошла и села на камень неподалеку.

Одета она была очень бедно – заплата на заплате. Но от его внимания не ускользнуло, что одежда ее была очень чистой, судя по всему недавно выстиранной. От частой стирки некогда синяя джинсовая ткань смялась и полиняла, превратив ковбойские брюки в обыкновенные штаны неопределенного цвета. Кое-где на них были заметны так и не отстиравшиеся до конца пятна.

Судя по всему, девушка была подвержена влиянию солнца, ветров и прочих превратностей погоды ничуть не меньше, чем любой пасущийся на воле бычок. Кончики ее темных ресниц выгорели на солнце, и то же самое произошло со ставшими совсем белесыми бровями. Торчавшие во все стороны волосы были местами темно-русыми, а частично цвета дорожной пыли. Кожу ее покрывал темный загар, необычайно ровный, проникший даже в мелкие морщинки, появляющиеся вокруг глаз у тех людей, кому часто приходится щуриться на ярком свету. Наверное, по этой же причине она приобрела привычку то и дело хмуриться и морщить лоб. Барбара сидела по-мужски закинув ногу на ногу, обхватив ладонями колено и смотрела Пенстивену прямо в глаза.

– Я понимаю, что ты хотела сказать, – продолжил он разговор. – Но коль скоро тебе не повезло со злой мачехой, о какой свободе может идти речь? Должно быть, дома тобой постоянно помыкают и не дают прохода?

– Помыкают и не дают прохода? – воскликнула девушка. – Мной помыкают? – Она рассмеялась. – Вот что я тебе скажу, Чужак, слушай и запоминай. Рискни она хоть раз косо взглянуть на меня, я вышвырнула бы ее в окно или, принимая во внимание габариты ее туши, выперла через дверь и впредь не пустила бы даже на порог, став в доме единоличной хозяйкой. И она это прекрасно знает. Не думай, эта женщина вовсе не похожа на злую мачеху из сказки. Она сдает комнаты в нашем доме, чтобы хоть как-то заработать на жизнь. Но мне она не указ. Правда, раза два как-то пыталась мною покомандовать, но из этого ничего не получилось. Так что если ей снова вздумается помериться со мной силами, то на нее никто и ломаного гроша не поставит.