– Мама, кашу – неть, – сказала Лилиан по-русски, ловко взбираясь и усаживаясь в своё кресло у стола.

– А чего же ты хочешь? – спросила её мама на английском языке.

– Омлет, – ответила та вновь по-русски.

– Так вчера ведь мы уже ели омлет, яичная твоя душа, – сказал, входя, папа. Высокий и красивый мужчина в кухонном фартуке выглядел слегка комично, но Лея, внутренне усмехнувшись, внешне и виду не подала. – Нельзя же каждый день есть одно и то же.

С этими словами он вынул из тостера два поджаренных хлебца и, внимательно их оглядев, положил в тарелку на столе, сопроводив это действие бормотанием: «Ну и хлеб тут рыхлый, ёлы-палы, невозможно привыкнуть».

– Увы, твой папа прав, – сказала Лея, очаровательно улыбаясь дочери. – Папа Саша прекрасно варит овсянку. Сейчас мы туда побросаем немного лесных ягодок, вот так, и овсянка станет не просто кашей, а пищей богов. Вот тебе твоя порция – маленькая, а вот маме – побольше. А если не будешь есть, мама сейчас обе тарелки очистит, и ты останешься голодной.

Лилиан, понимающе улыбнувшись маминой шутке, взяла свою пластиковую ложку и запустила её в кашу.

– Всё, скусала! – сказала она спустя несколько минут, победно вскинув ложку.

– Нет, не всё, у тебя в тарелочке на дне нарисован мишка, а я его не вижу, так что давай, освобождай мишку, – сказала мама.

Лилиан, по-взрослому глубоко вздохнув, стала доедать кашу.

Едва Александр уселся вместе с ними и принялся за еду, как у двери звякнул звонок.

– Ну вот, уже и Джессика за тобой пришла, – сообщила мама дочери, отправляя свою тарелку в мойку. Джессика была афроамериканка двадцати лет, которая работала у Лилиан бебиситтером. Иногда, как, например, сегодня, она забирала девочку к себе домой, где та час-два играла с её трехлетним сыном Лоуренсом, после чего они вместе ехали в специальный детский парк, расположенный неподалёку. Иногда же, привезя Лоуренса в их дом, они оставались тут.

Конец ознакомительного фрагмента.