«Как не трогать своего ребенка?!» – мысленно возмутилась я.

– Неизвестно, что может вызывать у него приступ… – добавил врач.

И тут, он, конечно, прав: это я уже поняла позже, читая массу информации, связанной с эпилепсией. Приступы могут вызвать у каждого конкретного человека все, что угодно: звук, свет, запах, прикосновение.

Я не послушалась.

Я влезла в детскую кроватку.

Я гладила Степашика по плечу, которое вздрагивало и раскачивалось, шептала ему: «Я рядом, я рядом, я с тобой, мама всегда с тобой…»

И он вдруг затих.

Но не пришел в себя.

Судорога прошла наконец-то. Лекарство сработало и мама немножко.

Как же воспитатели перепугались, не каждый день дети выкидывают такие фортеля! Могу только догадываться. Но сделали все, что могли, и скорую вызвали быстро, и меня. И сидели со Степашкой до приезда врачей! У нас лучшая группа в детском саду!

Но продолжу. Чтобы не пугать детишек, Степку вынесли через окошко и погрузили в реанимобиль, стоящий под ним. Просто с одних рук передали в другие руки.

Меня не пустили ехать рядом c сыном. Я ехала с водителем и страшно нервничала, что не могу его видеть. Потому что врачи торопили водителя.

4 минуты.

Мы ехали 4 минуты. Сирена орала. Мы ехали по середине дороги, машины прижимались к обочине, и даже на светофоре мы не притормозили.

Приемное отделение было быстрым. КТ, ЭКГ, УЗИ, кровь, рентген. Рефлексов нет, на раздражители не реагирует…

Уже потом я, посмотрев на себя в зеркало, поняла, почему ко мне не подошел ни один охранник, ни одна санитарочка с вопросом, где бахилы, где маска.

Когда у людей такое лицо, к ним нельзя подходить. Мы в состоянии аффекта, мы – родитель, ребенок, которого не реагирует на раздражители…

Реаниматолог сообщил, что Степу или заберут в Педиатрический университет, где мы на постоянной основе проходим лечение почек, или он будет лежать у него в реанимации. Решают. Решают – означает, что связываются с Педиатрическим университетом, с отделением неврологии, и ждут ответа. Так же, как и я от них.

Пока ребенок без сознания, уже действуют лекарства, меня отпустили за документами и вещами.

Через час я вернулась в приемное. Пыталась найти своего мальчика, но в приемном покое уже не оказалось Степы. Его подняли в реанимацию.

– Звоните туда – сказала мне в регистратуре девушка.

Звоню.

– Поднимайтесь на 4 этаж, Степа приходит в себя. – на том конце трубки сквозь шум и помехи ответили мне.

– Как к вам пройти? – спросила я.

– Идите в другое здание – голос направил меня и изложил подробно, как найти это здание.

Иду. Нет, я бежала.

– Мы никого не пускаем, кто вам сказал, что вам сюда можно? – негодующе возмутились женщины, призванные охранять вход в логово дракона…

– Врач.

– Звоните врачу. – резко, как отрезали, бросили мне и захлопнули перед моим носом окошко.

Вновь набираю номер, в надежде, что вот сейчас доктор, как спустится и поставит их на место за неисполнение его распоряжений, глупые женщины!

– Возвращайтесь назад и ждите, я спущусь к вам скоро, – ответил мне доктор. В моих фантазиях всё происходило намного быстрее. Там же мой ребенок, он приходит в себя. Я должна быть там…

«Скоро» – длилось часа 1,5…

Наконец, меня отвели в реанимацию. Степка лежал в отдельном боксе, мне даже дали стул. Потому что кроме кровати и мониторов, а нет – еще умывальника и антисептических средств на нем, в боксе ничего не было. На этом выданном и сломанном стуле я провела еще 2 часа. Зато рядом. Рядом! Можно было смотреть в это родное бледное личико, слышать, как он дышит, дышит! Трогать его ручки, привязанные к кровати, устраивать их удобнее, чтобы не давили веревки, сделанные из бинтов. Можно было тихонько с ним разговаривать…