Но без него стало только хуже.

Работа вынула из меня всю душу.

Через два года я ушла из полиции и стала пожирателем грехов.

Первый год выдался крайне трудным. Меня, новичка в этом бизнесе, никто не знал. Клиентов было кот наплакал. Но со временем они начали прибывать. Через три года у меня сложилась репутация человека, который решает проблемы «мирным» путем, полагаясь на разум, а не силу. Нужен громила? Вам по другому адресу. Но если вам нужен был пожиратель грехов, который досконально разберется в ситуации, а затем решит ее без сучка без задоринки, все знали – обратитесь к Слоан Уилсон.

Неожиданнее всего было то, что с годами я полюбила эту работу. В ней было место добру. Она предполагала урезонивание и сдержанность. Никаких запугиваний и угроз физической расправы. Никаких криков в лицо. Просто слушаешь, как люди изливают душу: как их использовали, предали, обманули, оболгали. Понимаешь, чего они действительно добиваются в качестве компенсации, и действуешь соответствующе.

Как однажды заметил один клиент, в моем стиле работы заметна «женская рука».

После пяти лет работы я и думать забыла о возвращении в полицию. Я нашла свое призвание. Хорошее призвание. И я была почти – почти совсем – счастлива.

Отец заметил эти изменения. Мы никогда не обсуждали мое увольнение из полиции.

– Все будет хорошо, – сказал он мне незадолго до смерти.

Мне казалось, что он прав. Он считал, что оставляет меня на правильном пути, – и это меня приободрило.

Но мою радость омрачало понимание, что я не смогу больше делиться с отцом своими маленькими победами. Эта мысль мучила меня и по дороге в офис тем утром.

– Хорошо спалось? – жизнерадостно спросил Джейк, когда я проскользнула в открытую дверь.

– Ага, – ответила я.

Вранье.

– Хорошие сны снились? – широко улыбаясь, добавил Джейк.

– Как всегда.

Очередное вранье.

Вообще-то я снова проснулась на рассвете. Меня и без того измучила бессонница, а тут еще этот кошмар. Этот сон постоянно снится мне с тех пор, как умер отец.

Город вокруг меня рушится. Повсюду беспорядки, бунтовщики бьют окна, переворачивают машины, поджигают здания. Словно этого мало, идет проливной дождь, ледяной и маслянистый, по стеклам стекают черные ручьи. Я пытаюсь провести отца сквозь этот хаос. Он умирает, но где-то в лабиринте этих зданий скрыт аппарат, который сможет его спасти.

Я пытаюсь отыскать его. Но никогда не нахожу.

Этот кошмар не отпускал меня всю дорогу до офиса. Чтобы отвлечься, я с головой нырнула в разнообразные проблемы клиентов. У голливудского актера средней руки проблема с отцовством. Бульварная газетенка написала нелицеприятную статью о режиссере – следует ее замять. Топ-менеджера шантажируют, и я должна убедить шантажиста найти занятие получше.

Я усердно работала, и тут Джейк просунул голову в кабинет и сказал, что я должна прерваться на обед. Есть мне не хотелось, но он не любит есть в одиночестве.

За обедом Джейк завел разговор о семье, внуках, шутке, которую рассказала ему жена. Он болтал, а я смотрела, как дети весело играют на школьном дворе на другой стороне улицы. Энергия так и била из них ключом.

– Играешь в молчанку? – спросил Джейк.

Я выдавила улыбку, изобразив веселье.

– Нет, просто задумалась.

Джейк не стал настаивать. Вместо этого он заговорил о деле, над которым работал. Тело Виолы Уокер обнаружили в ее гараже в Брентвуде. Ее убили выстрелом в затылок. Никаких следов сексуального насилия. Согласно описи, при себе у нее была сумочка Hermes Bleu из крокодиловой кожи: стоит она нехило – 68 тысяч долларов. Внутри был серый кожаный кошелек Gucci, набитый купюрами разного достоинства, в основном сотенными, – всего четыре тысячи долларов. Грабеж как мотив смело можно отмести. Муж Виолы нанял Джейка провести расследование, а заодно проконтролировать, как идет официальное полицейское расследование – это Джейк мог легко сделать через свои контакты в участке.