Кажется, фасоль уже почти готова. Глеб не выходил в эту часть апартаментов, но, судя по звукам из конца коридора, он уже давно перебрался в комнату, переоборудованную в тренажерный зал и располагавшуюся напротив его рабочего места. Мы с феей только один раз удалялись с кухни – в гардеробную шефа, так что я могла сказать с точностью, что в тренажерке он уже больше часа.

Кажется, девочки из бухгалтерии не наврали, когда сказали по большому секрету и абсолютно всем, что у сына гендиректора идеальное тело. Я даже кое-как поборола желание прокрасться и подсмотреть за ним в щелочку, чтобы убедиться, так сказать, воочию…

Вовремя вспомнила, что у меня ещё три месяца впереди. Насмотрюсь. Оценю. И, надеюсь, забуду.

Я заварила вкусный чай с добавлением травок, нарезала лимон, и теперь снимала сковороду с плиты, перекладывая фасоль в отдельное блюдо, продолжая напевать о страсти «и днём, и ночью», – когда услышала шаги шефа. Спокойно допеваю последнюю строчку, беру блюдо с фасолью и несу его на стол. Мельком бросаю взгляд на Глеба Самойловича: стоит, смотрит. С влажными после душа волосами, в простой темно синей футболке и свободных черных штанах, он выглядел именно так, как я его и представляла. Нет, вру. Он выглядел намного лучше. Вот только взгляд бы поменять: изумлённый… даже растерянный.

Ставлю блюдо рядом с рыбой, выпрямляюсь, внимательно смотрю на шефа. Да, на мне сейчас – его свободный свитер, заканчивающийся где-то на середине бедра и дарящий столь необходимое тепло моему подмерзшему телу. А на моих ножках красуются широкие вязанные носочки; размер был слишком велик, но, подвернув их, я смогла согреть и свои многострадальные теплолюбивые стопушки. Откуда у Глеба Самойловича в принципе взялись подобные носки – я понятия не имела. Но очень веселилась, когда вместе с Линой смотрела на своё отражение в Его гардеробной.

– Почему вы… – шеф поднимает руку, указывая на свитер, но так и не заканчивает предложение.

Изумление на его лице достойно картины маслом.

– Лина предупредила вас, что человек с моими вещами приедет только вечером, а вы были так заняты, что не отреагировали на просьбу дать мне что-нибудь из одежды, – спокойно отвечаю ему, хлопая длинными ресницами.

– Я был занят, да… – хмурясь, соглашается Глеб, не замечая, что творится с моим лицом (никакой просьбы не звучало и в помине), затем он поднимает взгляд на мои глаза, – Но что с Вашей одеждой?

– Лина увезла её в химчистку. Она ведь вам об этом сообщила, – сообщаю на голубом глазу.

Ага. Трижды сообщила. Пока мы хихикали, как старые кикиморы, решая, не использовать ли штамп номер двадцать два и не надеть ли мне его рубашку? В итоге победила практичность – меня действительно морозило (последствия похмелья), так что остановили свой выбор на свитере.

– Мне снять? – прикладываю руку к материалу, смотрю на него озадаченно, – Вы простите, я же ещё не читала условий контракта, и не знаю, что можно, а что нельзя в вашей квартире, да и как себя вести в принципе: теперь, когда вы – мой босс и на работе, и дома… – замолкаю, чуть склонив голову, жду реакции.

– Да, я дам вам ознакомиться с условиями этим же вечером, – процеживает Глеб, начиная испытывать странные проблемы с взглядом глаза в глаза… да и вообще – с лицезрением меня в принципе.

И что-то мне подсказывает, что не планировал мой шеф давать мне бумажки для ознакомления. По крайней мере сегодня – точно не планировал. Как бы ни утверждал обратное.

Однако, теперь даст. Никуда не денется.

– Присаживайтесь, Глеб Самойлович. Все готово, – киваю ему на расставленные блюда, а сама стою на месте, – не знаю только, разрешено ли мне есть с вами за одним столом… смогу уточнить только сегодня вечером. Если нет, то позвольте мне удалиться в свою новую комнату – я не ела со вчерашнего дня и от запаха еды у меня начинает кружиться голова…