Вскоре, дорогу совсем развезло. Когда пришла её очередь нести тело, Филиппа двинулась вперёд, согнувшись вдвое, обмирая от ужаса и приседая от тяжести. Через десяток шагов она, несколько раз споткнувшись, упала, придавленная мертвецом, и задёргалась в мокрой грязи, как в конвульсиях, пытаясь выбраться из-под него. Тиль зло ругнувшись, забрал у неё тяжёлую ношу.
Этот бесконечный путь обратно для всей троицы был мучительным. Иногда они во тьме сбивались с дороги и сворачивали в лес, натыкались на деревья, возвращались, постоянно окликая друг друга, и находили помощь и поддержку от ужасов этой ночи только в том, что они вместе.
Филиппа постоянно подбадривала друзей, то хрипло, то пискляво, выкрикивая:
- Ещё немного мальчики!
- Вы такие сильные и мужественные!
- Тиль, Барт - вы самые лучшие воины во всём лагере!
- Это просто наша дорога!
- Какой-то там дождик и темнота разве могут нас испугать?
Парни, таща труп по очереди, в ответ от души ругали толстяка, припоминая из-за кого попали в передрягу. Кричали, чтобы он, Пузан, заткнулся, наконец. Рычали и обзывались. Но, странным образом, находили дополнительные силы, и в этих искренне хвалебных причитаниях друга, и в своих ругательствах на него.
Выбрались из леса глубокой ночью. Дождь прекратился внезапно, поднялся ветер. Небо очистилось от туч. Лагерь с его сторожевыми вышками и множеством факелов у ворот показался троице родным домом. Сборная десятка, услышав их голоса, раньше, чем самих спасателей стало видно, кинулась им навстречу.
Ночью, в подлесье, недалеко от лагеря шестеро парней в тяжёлом молчании копали могилу для погибшего бойца своей десятки. Мокрая земля липла к лопатам, и, поэтому работа для усталых за день парней казалась адом.
При беглом осмотре тела, лекарь, которого хмурый наставник вытащил из его палатки в одном белье, не нашёл видимых внешних повреждений, которые могли бы привести к смерти бойца.
- Скорее всего его здоровье было слишком слабым, и парень не выдержал нагрузок. Видите, господин, его губы имеют слишком синюшный оттенок? Похоже, у него отказало сердце, - широко зевая, доложил он старшему воину.
Только, измученные ночным походом в лес, Филиппа и её двое друзей остаток ночи спали в палатке. Остальные бойцы их десятки, под присмотром наставника, занимались похоронами. Он отправил шестерых парней рыть могилу, а оставшиеся четверо по его приказу сами неумело обмывали тело и обряжали покойного в чистое.
Уже прозвучала сигнальная труба, поднимая лагерь, когда они на рассвете хоронили своего бойца все вместе: оставшиеся тринадцать призванных сборной десятки и их наставник.
Склонив головы, парни стояли у засыпанной могилы, когда подошёл туг.
- Он до конца выполнил свой долг и может отдохнуть, - сурово произнёс он. – А ваш земной путь ещё не закончен. Быстро в строй!
Сутки не спавшие парни, с тяжёлыми утробными вздохами, потянулись в общий поток призванных, вливаясь в утреннюю пробежку перед завтраком.
Филиппа отошла от свежей безымянной могилы самой последней. Механически передвигая ноги, дыша в едином ритме с бегущими плечом к плечу бойцами, она с ужасом думала, что за два месяца так и не узнала имя того, оставшегося лежать в земле, бойца. И его родные никогда не узнают, где и как он завершил свои земные страдания. Именно в эти мгновения девушка по-настоящему поняла, что стала просто безликой каплей воды в бурном потоке, имя которому императорская армия. Исчезнет она… Испарится… Никому нет дела… Никто не заметит…
- Эй, Пузан! Чего разнюнился, как баба! Барт! Смотри! Да он плачет!
- Не-е-е! Парни не плачут. Это у него жир уже по щекам течёт.