Прошли почти двадцать минут.

– Третья книга отвратительна.

Хельга поглядела на МС, чей скрипучий голос только что почти заставил её вздрогнуть. Поразительно, а ведь она уже успела испугаться, что его первые слова будут натянуто-вежливыми или приторными до зубовного скрежета. Мало ли, насколько послушным его сделала лантановая терапия. Мантисс упала бы в обморок, заговори МС с ней в манере английского джентльмена. Это было бы чересчур.

Услышать критику от того, кто привык указывать на недостатки, было как-то мазохистски приятно. Хельга сразу поняла, что объект имеет в виду.

– Не спорю, – согласилась она.

И опять их поглотило безмолвие. Мантисс нарезала ещё несколько кругов по периметру и вернулась к столу, чтобы налить воды. Лишь после глотка её озарило, что тема себя не исчерпала и ей в самом деле интересно, откуда МС знает про книги.

– Ты их все читал?

Тишина. Хельга не так сильно хотела получить ответ, поэтому не настаивала. МС не запрещали знакомиться с находившейся в открытом доступе литературой – так повелось, ещё когда руководителем был Стив Амберс. Мантисс сомневалась, что Фолкберг с его «кнуто-пряничным» подходом что-то изменил, поэтому МС мог читать работы за авторством Хельги.

– Это всё очень неловко, – честно высказалась гостья. Их затянувшееся молчание всё больше разъедало её. Оно было слишком неправильным. МС и раньше впадал в меланхоличность, но на краткий срок. Поболтать объект любил, особенно о личностях собеседников.

А ещё чем дольше они ни о чём не говорили, тем чаще Хельга вспоминала свою злость на МС. Мантисс честно выдержала мучительные двадцать минут, во время которых почти не думала о событии, из-за которого она и объект впредь никогда не смогут нормально общаться. Навязчивый образ Уильяма Траумериха всё неумолимей встревал в череду мыслей. Пять лет не затушили обиду и недоумение, с которым Хельга думала о поступке МС. Она могла бы поговорить с ним об этом, но её тошнило от одного представления.

Ещё десяток минут, и Мантисс не выдержит и выпалит что-нибудь о докторе Траумерихе, спровоцировав разговор, о котором впоследствии будет жалеть.

– Кстати, доктор просил поинтересоваться твоим настроением, – выдал объект ровным тоном.

Хельга вскинула брови. Это что ещё за использование третьих лиц?

– Фиговое.

– Я бы спросил почему, но доктор не велел расстраивать посетителей неприятными темами.

– Я уже расстроена. Хуже ты не сделаешь.

– Я тоже, – произнёс объект. И добавил спустя паузу: – Расстроен.

Тут Хельга ощутила то, что, по всей видимости, МС усердно прятал под мнимым равнодушием: ярость. Его голос едва заметно дрогнул, тем не менее Мантисс обожгло столь яркой ненавистью, что она впала в ступор. Гостья на секунду испугалась, что ненависть адресована ей, но почти сразу одёрнула себя. Слишком явные намёки на Фолкберга и его указания. Вот что по-настоящему бесило МС. Эту антипатию к доктору Хельга понимала и разделяла, однако случайно внушённая объектом злость была столь сильной, что руководителю отдела оставалось лишь посочувствовать. Если в мире жил кто-то, ненавидевший Фолкберга до такой степени, что посторонние могли невольно ухватить кусочек этого чувства… Мантисс не хотела бы, чтобы кто-то настолько же невзлюбил её. Особенно если этот кто-то обладал изощрённой фантазией и бесконечным запасом терпения.

– Терпение, – озвучила Хельга совсем тихо. – То, что расстраивает нас обоих, рано или поздно прекратит существовать.

– Чем быстрее, тем лучше, – сказал МС. – А пока нам всем нужно набраться терпения. В тебе его, кстати, осталось совсем ничего.