Азя. Чтоб ты понимала, что теперь твое место в долговой яме. А ты ведешь себя как наследница великих богатств. Забыла, что ты – бесприданница и отношение к нам соответствующее. Решила, что одной красоты достаточно, чтобы разрушить это предубеждение. Я тебя очень люблю, но повторяю: Пушкину нужна была другая жена.

Натали. Какая же? Уж не ты ли? Он и меня косой мадонной называл, а тебя как?

Азя. Ко мне можешь не ревновать. Я тоже Гончарова, и матерью мы так воспитаны, что нам до понимания Пушкина не дотянуться.

Натали. Но ты же поняла его? Не в мое ли отсутствие?

Азя. Выше ревности тебе не подняться..

Натали. Я знала своего мужа.

Азя. Плохо знала. Ему нужна была женщина, которая бы не только вальсировала на балах, но и думала о семье, уважала труд мужа. Ты от этого устранилась. Да и ему времени для работы не давала.

Натали. Я ему помогала как могла и как умела. Со Смирдиным и с Плетневым в его отсутствие дела я вела. А переписка с Дмитрием чего мне стоила, эти бесконечные просьбы денег и бумаги для журнала! Мало у меня своих забот по дому.

Азя. Уходя на балы, ты эти заботы спокойно перепоручала слугам, а на другой день спала до обеда.

Натали. Александр нажаловался?

Азя. Он тебя слишком любил, чтобы жаловаться кому-то. Но там, где ты порхала, я наблюдала и думала. Ты подчиняла его своим интересам. Впрочем, и интересов-то не было.. суетность да тщеславие. Если бы он видел хоть какой-то интерес к его работе с твоей стороны! Но он не упрекнул тебя, даже когда осознал, что понимания не дождется.

Натали. Ты открываешь мне глаза на моего мужа.

Азя. Да, если ты жила до сих пор с закрытыми.

Натали. Нечего было жениться!

Азя. Неблагодарная ты. Наташка!

Натали. Ну да, на меня сейчас можно всю вину сваливать…

Азя. Я, как и многие, горжусь и любуюсь тобой… Но среди красавиц ты не первая и не последняя. А Пушкин – единственный.

Натали. Если он такой великий, как ты говоришь, что же он застрял в чиновниках девятого класса?

Азя. Не повторяй глупостей маман. В поэзии нет табели о рангах. А если и есть, то Пушкин выше всех ее разрядов стоит.

Натали. Кто это тебе сказал?

Азя. Мне говорить не надо. Сама во дворцах бывала и видела, что все присутствующие смотрели только на вас и на императорскую чету. И ты внимание приписывала себе и гнушалась мужем-сочинителем. Но долги делала, пользуясь его известностью и кредитом доверия к его имени. Упрекала его в ненужных тратах, а сама?

Натали. Я не собиралась жить в нищете.

Азя. Ну и посидела бы дома или в деревне, дала бы ему время для работы.

Натали. Не так уж много он писал, да и платили копейки, если мы в долгах сидели.

Азя. Ташка, не гневи бога! Ему для работы требовалось спокойствие душевное, а где его было взять? Да что мы теперь говорим… Он просто не знал, как жить среди людей, которые его не понимают даже в семье.

Натали. За него сейчас можно все что угодно сказать.

Азя. Он за себя сам все сказал, могу напомнить (читает, припоминая, запинаясь):

«Но дни бегут, и время сединою
Мою главу тишком посеребрит,
И важный брак с любезною женою
Пред алтарем меня соединит.
Даруй мне бог беспечность и смиренье,
Даруй ты мне терпенье вновь и вновь,
Спокойный сон, в супруге уверенье,
В семействе мир и к ближнему любовь!»

Натали. Благие пожелания, которым сам не следовал.

Азя. А ты следовала? Твое поведение дало повод для сплетен и анонимных писем!

Натали. Нечего было придавать им значение. Поговорили бы и успокоились.

Азя. Он был более щепетилен, не хотел, чтобы праздные языки мешались в ваши семейные дела.

Натали. Не запретишь же этим языкам перетрясать чужое белье!