– Ты куда?

Росен не ответил. Он вышел в коридор и, сделав несколько шагов от комнаты отца, открыл в стене неприметную дверцу. За ней находилась смежная с кабинетом отца комнатка. Из неё можно было слышать и видеть всё происходящее в соседнем помещении. Сашко Андронов использовал её для обучения сыновей. Росен сам провёл здесь немало часов, наблюдая, как отец ведёт переговоры. К его радости ни один из братьев не решил подслушивать. Не хотелось пытаться вытащить их наружу.

Удостоверившись, что за ними не шпионят, Росен вернулся в кабинет отца. Тот заявил:

– В отличие от тебя, они всегда делают, что им говорят.

Росен пропустил колкость мимо ушей. Он сел на место Петера.

– Боярин Пламен Младов желает тебя видеть.

– Хорошо, но сначала я закончу урок. Так ему и передай.

– Это срочно, отец. – Росен ожидал, что отец будет отпираться, – И это важно.

– Не сомневаюсь. У Пламена всегда всё важно. И у Крума важно. И у Георги всё важно. А для меня важно обучить сыновей семейному ремеслу. Так что они могут подождать.

Росена передёрнуло, когда он услышал имя убитого казначея. От внимания Сашко это не укрылось. Он смотрел на сына с интересом. Памятуя запрет боярина, Росен сомневался, говорить или не говорить отцу о ночном происшествии. Решив, что лучше ослушаться в малом, но выполнить основной приказ, он прошептал:

– Георги Лазаров убит сегодня ночью. – И скороговоркой добавил, – но я тебе ничего не говорил.

– Чтооооо??? – Сашко Андронов был ошеломлён новостью. Росену всегда хотелось, чтобы отец с уважением относился к его выбору. Сейчас он добился желаемого, только радости не почувствовал. – Как? Кем? Что с семьёй? – засыпал его вопросами отец.

Росен не ответил ни на один из них. Он и так преступил грань дозволенного.

– Все подробности расскажет тебе боярин Пламен Младов. Я тебе ничего не должен был говорить. Прошу тебя помнить об этом.

Сашко Андронов, вскочив с места, направился к выходу. Росен поднялся вслед за ним. Но отец, обернувшись, жестом остановил сына.

– Я не закончил урок. А значит, этим займёшься ты. Мы говорили о процентах. До Старого Оплота доберусь без провожатого.

Понимая, что спорить бесполезно, Росен вернулся за стол. «Помилуй меня, Инвирит», – взмолился он, занимая место Сашко и пытаясь вспомнить, что ему известно о процентах.

…Огради всех моих близких от зла. – Закончив молитву, Томаш открыл глаза. Он всегда заканчивал молитву этой просьбой. Подниматься с колен не спешил, остальные ещё общались с Инвиритом. Они были в маленькой больничной каносе. Его Святейшество Бенедек III, едва заняв Святой Трон, завёл обычай: раз в неделю, Шентвеж лично проводил службу где-нибудь в городе. Якобы такое отношение к делу прибавит ему любви среди простого народа. Он не ошибся, Бенедек был чуть ли не самым любимым главой церкви среди горожан за всё время существования Каарманта. Однако истинная причина таких действий была иной. После службы каносу оцепляли две дюжины зантийских гвардейцев Шентвежа, а Его Святейшество наедине проводил беседы подальше от полных чужих ушей дворца. Томаш не считался посторонним, он был безмолвной тенью Бенедека. Сегодня кроме них в каносе остались двое. Они приехали перед началом общей службы в закрытой карете. Оба были гладко выбриты, одеты в нарочито дорогие наряды, были похожи на богатых купцов, решивших сделать крупное пожертвование. Но больше сходств в их внешности не было, и вели они себя совершенно по-разному. По первому, светловолосому невысокому и полному пану можно было сказать, что он чувствует себя как рыба в воде. Толстяк действительно раздавал после службы щедрые подаяния нуждавшимся. Его спутник напротив был черняв, высок и крепко сбит. Вот только во всех его скованных движениях была видна неуверенность, даже испуг. Создавалось впечатление, что незнакомец впервые видит столько людей в одном месте. Он старался не отдаляться на расстояние более двух шагов от своего уверенного товарища. А еще постоянно ощупывал подбородок, будто потерял на нём что-то важное.