— Полина, — тихо доносится рядом с моим ухом мужской голос. Я от неожиданности сильно вздрагиваю, неуклюже выронив телефон.
Хилый, стоя за моей спиной, каким-то невероятно быстрым и ловким движением умудряется его поймать прямо передо мной.
У меня же так резко всё ухает куда-то вниз. От испуга я просто замираю и боюсь повернуться к нему. Сердце мечется в груди, а дыхание перехватывает. В горле мгновенно пересыхает. А ещё я так живо чувствую жар его тела у себя за спиной, что меня вмиг обсыпает тысячами мурашек.
— Людмила Васильевна, спасибо! — снова слышу его голос, но уже дальше. И тепла я больше не чувствую. Видать, он отходит, чтобы отдать телефон.
Я с опаской поворачиваюсь и напарываюсь на слегка прищуренный взгляд почти чёрных глаз. И что-то мне подсказывает, что он злится. Я это больше чувствую интуитивно, чем вижу на его лице. Денис коротким жестом указывает следовать за ним и покидает кухню.
Ещё час назад, я не хотела, чтобы он уходил. Сейчас же я начинаю нервничать до невозможности и не желаю с ним никуда идти. С Людмилой Васильевной мне куда спокойнее и уютнее. Она не пугает меня до полусмерти.
Может, это просто предчувствие непростого разговора? Или плохих новостей? Вдруг, у него есть что мне сообщить?
Нет, нет и нет! Никаких плохих новостей! Только хорошие! Надо настроиться на позитив. Мысли материальны. Только сердце всё равно не на месте, как бы я себя не уговаривала.
— Спасибо! Всё было очень вкусно, — напряжённо улыбаюсь женщине и иду за Хилым.
Людмила Васильевна кивает и не сводит с меня задумчивого взгляда. Мне бы очень хотелось знать, о чём она думает. Ведь знает она точно побольше моего. Но сейчас есть задачи куда важнее.
Догоняю его уже на лестнице. Он открывает дверь моей новой комнаты и пропускает меня вперёд.
— Ты что-то узнал? Владимир Петрович звонил? Где они? Где мама? — выпаливаю я и смотрю на него.
От волнения даже дыхание сбивается и вопреки собственным положительным наставлениям неприятно сосёт под ложечкой. А он стоит и молчит.
— Узнал.
9. Глава 9 Хилый
— Что? Ну, говори уже!
Полина смотрит на меня, не мигая, напряжённо, с не совсем здоровым блеском в глазах. Бледная, а вот щёки немного красные. Побелевшие пальцы сжимает с силой.
А я не знаю, как сказать. К такому надо как-то подготовить. Но как? И возможно ли вообще?
Будь на её месте кто-нибудь другой, сказал бы как есть, и всё. Миндальничай не миндальничай, суть-то одна. Я, в принципе, не особо отличаюсь способностью к сочувствию и сопереживанию. Но с ней всё немного по-иному. И я тяну время, как могу. Или, может быть, пока не набираюсь смелости.
— Вот скажи мне, какого хрена ты делаешь? — набрасываюсь на неё. А по сути, просто увожу тему.
Она теряется и несколько раз подряд недоумённо моргает.
— В смысле? А что я делаю?
— Я же тебе говорил — не отсвечивай. Кому ты там звонила? Хорошо, что я вовремя заметил. В противном случае, мы бы с тобой снова вещи собирали, — боюсь представить, что было бы, если бы она дозвонилась. И каким образом после таких новостей я бы её увёз.
— А что ты на меня орёшь? — мгновенно вскидывается она. — Меня можно понять, я переживаю за близких людей. Только одного понять не могу, при чём здесь вообще я? Зачем меня кому-то отслеживать?
— Я же тебе сказал, как только будут новости, сообщу. И для особенных ещё раз повторю: никаких звонков, сообщений, интернета и входов во всевозможные аккаунты. Что из перечисленного вызывает затруднение в твоём понимании? Полина, а ты чего такая красная? — делаю шаг к ней и прикасаюсь костяшками пальцев к её щеке. Пылает.