Олег следил за выражением лица начальника штаба. Вспомнил, что прочили когда-то Генке в институтских стенах высокие перспективы. А действительно, умница, какой умница в далекое время был Болотков. Зачем остался в армии?..

Генка поднялся, открыл сейф, достал неполную бутылку коньяка, две рюмки. Заметил ироничный взгляд Олега. Улыбнулся:

– А как же, и опохмеляемся… Тоже, – разлил коньяк, поднял стопку, – давай по чуть-чуть и к военкому. Есть возможность помочь герою, пожелавшему остаться неизвестным в выполнении своего интернационального долга, – сделал глоток: «Хорош!» – добавил, – в дружественной нам стране. – Остро глянул на Олега, повторил, – есть возможность, но очень – очень непросто это сделать, о-о-чень высокий уровень исполнителей.

Сарин почувствовал, как его начало знобить: жарища, духота, а лоб покрылся холодной испариной: «Не может быть! Не может быть!» – застучало в висках.

– Да не трясись ты раньше времени, – заметив состояние Олега, бросил Генка.

– Я не боюсь.

– Это понятно, что не боишься, а я вот боюсь, – Генка поставил было бутылку в сейф, подумал, отдал Олегу, – пристрой, пригодится, – крикнул в приоткрытую дверь, – Зорин, где машина?

– На месте, товарищ подполковник.

– Если что, я в военкомате.

– Все понял.

Подходя к газику, Болотков придержал Олега:

– Слушай внимательно. Официально с тобой никак не получается. Консультировались со своими в штабе округа. Можно сделать, но возни… и времени много уйдет – война, не дай бог, кончится… – поморщился, – затянули акт. – На что-то решаясь, заглянул Олегу в глаза, – без выкрутасов решил?

Сарин сердито боднул головой.

– Понятно… есть вариант, очень хороший, без сучка и задоринки. Два-три дня, и ты на месте. Твое разумное согласие нужно.

– Да согласен я! На все согласен!

– Не ори! – поморщился Генка, – с семьей у тебя все?! Развод!.. О матери хоть подумал? И приветы не шлешь. Кстати, почему?

– У нее своих забот хватает, не до меня. Не тяни!

– Не тяну, слушай! В тот день, как я тебя встретил, утонул по пьянке в Волге капитан Максимов. Направление у него в Афган, должность – командир мотострелкового взвода. Сегодня какое? Десятое июня. Пятого обязан был прибыть в часть. Тут какие-то именины, комендант сделал бумагу. Сам знаешь, как у нас, он вроде убыл, и в часть по идее должен прибыть, а хлоп – утопленник, и что ты думаешь?.. вот так! Теперь сообрази, что этому сердобольцу грозит.

– Что заслужил, то и получит, – так и не понимая, какая связь может быть между утопленником Максимовым и живым Сариным.

Болотков передернулся, как от зубной боли, – Ты вместо него поедешь!

– Ну и прекрасно, не обязательно летчиком, я на это и не рассчитывал.

– Каким летчиком? – взвыл Гена, – под его документами служить будешь: был Сарин, будешь Максимов! Ну, понял?

– Все понял…

– Да ничего ты не понял, садись в машину, поехали! До военкомата двадцать минут. Сиди, мысли.

Вся жизнь Сарина, как в калейдоскопе промчалась перед глазами, защемило сердце. Мама, сын, жена… И все, вроде, так удобно: шестой этаж, панорама. Работу найду, пить брошу… Вспомнив душную конторку, сжал зубы. Болотков молчит, чуть посматривает на Сарина. Машина уже давно стоит у ворот со звездой в половину железной створки. Спросить? У кого? Расслабился, прикрыл глаза, откинулся на спинку сиденья. И без того жесткие черты смуглого лица заострились, потемнела кожа подглазьев.

Болотков удовлетворенно хлопнул Олега по плечу.

– Ну что, осознал? Пошли.

Комендант, полковник в годах, поздоровался с Сариным за руку, чуть задержал ее.

– Орел… вижу… вижу: летун. А то заявился! Извини, как из мусорного бачка вытащили. Я все ж в годах и чины немалые. Да и дело непростое, – суетливо подвинул стулья. – Садитесь!