Вот-вот, урок для Олега серьезный, на всю жизнь. Если построже, поофициальней, проиграл бойцу, использующему первооснову этого вида борьбы: энергию и ломовую силу противника заставить работать против него же.

Лежа на дюралевой, жесткой лавке, и вспоминая юность, Олег приободрился, что бы ни случилось с ним, все не пыльная конторка… Не последним курсантом был, и девчонкам нравился и вообще….

В училище участвовал в самых разных соревнованиях, штангу таскал, на лыжах бегал, по борьбе даже на округе выступал. САМБО – вот это вид, вот это дело! Олег матюкнулся, вспомнив слова Болоткова – патриот етит… Ну а что? Не только в этом дело…

Ладно, студента он в молоде годы как куренка укладывал, хоть Болотков и секцию классики посещал. Выслужился… Классика – ломовая борьба, как небо и земля от самбо отличается. В вольной можно часть самбистских приемов использовать, хотя тоже силища нужна. Но все не то: тела голые, зацепиться не за что. А в самбо: идет на тебя громила, чуть в сторону, помог тому… куда шел…! Вот так! Сел. Посмотрел в иллюминатор. Облачность хоть и редкая, но землю плохо видно в молочной, густой дымке. Прапорщик зашевелился, глянул на часы. Растолкал солдат. Самолет, подпрыгивая как на ухабах, – турбулентность большая – пошел на снижение.

Ташкент встретил их нестерпимой духотой. Олег только к вечеру добрался на пересылку. Доложил, как положено, о прибытии мордатому майору, истекающему, как показалось Олегу, больше пивом, чем потом. Дух, несмотря на кондиционер в его кабинете, как в захудалой пивнушке. Тот посмотрел документы, вздохнул.

– Опоздал, капитан. Даже не знаю, как тебя к ним пристроить. Своим ходом идут и дорогой какой, не знаю: или через Термез, а может, на Кушку подались. Посиди, попробую выяснить. Припозднился, разбежались все. Такая духота, сил нет.

Куда-то звонил, кричал, просил, поминутно вытирая крепкое лицо огромным цветастым платком. Заметив сочувствующий взгляд Олега, пошутил:

– Месяц всего, а пять килограмм потерял. Еще чуток, новую форму заказывать придется. Ну, что, капитан, полк ваш через Кушку пойдет, дня три и там будет. Желательно бы и тебя отправить. Попробуем, завтра где-то в одиннадцать ноль-ноль будет АН-12. Они по своим делам, заодно и тебя подбросят, там подождешь полк. Все! Отдыхай.

Олег оставил вещи у дежурного части и отправился в город. В первую очередь завернул на вокзал. Не узнать. Красавец! А что они увидели летом шестьдесят девятого года: куда ни кинь взгляд – следы землетрясения, жуткая трагедия. Тысячи и тысячи людей остались без крова, без средств к существованию. В трущобах вокруг привокзальной площади ютились толпы бездомных, калеки, всякая пьянь, толпы проституток. Сутки четверо солдат варились в котле человеческого горя: слепые, увеченные: «Подайте, Христа ради!». Где взять? Пять суток из Новгородской учебки до Ташкента добирались ребята. Все деньги проели, до Москвы не доехав, что могли, продали. У самих кишки от голода к позвоночнику присохли, а еще до Ферганы, до своей части добираться.

Сейчас город не узнать. Почти двадцать лет прошло. За такой срок яблоневое семечко во взрослое, плодоносящее дерево вырастает. Он ради интереса посчитал: если сажали в полтора метра саженец, какой он сейчас? Окинул взглядом парк, раскинувшийся в глубине квартала. Народ гуляет, аттракционы, детишки возле них. Фонтаны в хрустальных искрах манят прохладой, – рай. Зеленые насаждения, вроде как одного возраста, солидного: высокие, тенистые. Прикинул на глаз: сколько лет может быть пирамидальным тополям, выстроившимся колоннами вдоль широченного, как взлетка, проспекта Ленина? Огромные, здоровенные лесины. А чего им: благоприятный климат, почва плодородная, поди, определи их возраст. Притихли, обомлев пышными кронами в утомительном зное красавцы-платаны; деревца грецкого ореха, как солдаты-новобранцы смущенно вытянули шеи, пряча от нескромных взглядов свои глянцевато-зеленые, стриженые макушки.