Нет ничего невозможного Килиан Жорнет

Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

* * *

Расставание

Я произнес: «Люблю тебя», хотя на самом деле хотелось признать совсем другое: «Мне жаль, что так получается».

Я пытался что-то говорить, будто оправдываясь: «Не переживай», «Я буду осторожен»… Но понимал, что у меня не было оправдания, которое могло бы показаться ей резонным, – ведь я собирался на авантюру, способную окончиться моей гибелью на высочайшей вершине планеты. С одной стороны, я знал, что рискую жизнью, с другой – понимал, что подниматься в горы мне необходимо для этой самой жизни. Мои решения направляются импульсами, которые сильнее и любви, и разума – и на которые я не могу повлиять.

Чувствуя себя нарциссом и эгоцентристом – а я и в самом деле именно таков, – я смог только пробормотать: «Пока». Потом достал из багажника рюкзак и захлопнул крышку – это вышло слишком резко. Ошеломленный громким звуком, я прикоснулся к заднему стеклу, чтобы сообщить ей, что можно ехать.

Было начало августа, но стояла прохлада. Мои легкие заполнил морской воздух. Тромсё – это рыбацкий городок на маленьком острове, окруженном фьордами и горами, на севере Норвегии, за полярным кругом. Летом на протяжении нескольких недель солнце вообще не садится, так что там постоянно светло. Кажется, время просто не останавливается – в полночь пожилые люди выходят на прогулку, а ранним утром уже можно увидеть, как кто-нибудь ремонтирует балкон или кладет черепицу. Такое ощущение, что на этой широте наступил коллективный экстаз во время бесконечного дня. При этом солнце светит мягко и никогда не поднимается высоко – движется по периферии неба, окрашивая его густой пастелью в желтоватые или слегка оранжевые тона, которые постепенно переходят в интенсивный красный.

Город соединен с материком двумя длинными мостами над морем и одним подводным туннелем. Аэропорт, где я только что попрощался с любимым человеком, стоит на одном конце острова. Машина Эмели[1] удалялась от меня, и я помахал ей рукой, отправив воздушный поцелуй. Мне не хотелось оглядываться, и я прошел в здание аэропорта, пытаясь совладать с накатившими слезами раньше, чем попаду на стойку регистрации. Начиналось путешествие, которое должно было привести меня на Эверест, и я понимал, что на пути будут трудности и опасности. Но мне ни на секунду не приходила в голову мысль отказаться от своей мечты.

За несколько часов до этого мы с Эмели вместе вышли на пробежку. Воспользовавшись тем, что все время было светло, мы побежали поздно вечером, после ужина, чтобы размять ноги и оживить ум. Это было необходимо после перенесенного стресса и напряжения – как раз перед этим мы организовали забег для нескольких сотен человек. Предыдущие несколько дней были наполнены бесконечными звонками, поездками туда-сюда на машине и рукопожатиями. Теперь короткая тренировка, которая должна была просто помочь проветриться, превратилась в целую ночь бега.

Мы побежали по узкой тропинке, удаляясь от городского шума, чтобы между нами и городом встали горы. Мягкий шепот ветра пришел на смену радиопередачам, доносящимся через полуоткрытые двери магазинчиков; чистый и свежий воздух – на смену духоте, запахам толпы и выхлопам. Из ног уходила накопившаяся скованность, и появилась приятная легкость. Мы поднялись до первой вершины и продолжили, не останавливаясь ни на секунду. Потом мы ушли с тропинки и направились к полям и другим пикам, совсем не связанным с изначально предполагавшимся маршрутом. Влажная заиндевелая трава под ногами резко контрастировала с твердым сухим черным асфальтом; постепенно ритм наших сердец стал более размеренным, схожим с «там-тамом» наших шагов.

Мы бежали рука об руку, погруженные в покой, столь непохожий на водоворот последних дней. Но счастье не может быть полным: это было невеселое молчание, потому что оно предшествовало расставанию и напоминало о нем. Время от времени мы пытались заговорить, чтобы нарушить эту ужасно некомфортную немоту, но голосовые связки не реагировали.

И потом, в машине, по пути в аэропорт, мы оба так и не смогли выразить то, что ощущали уже некоторое время: страхи и сожаления. Так, негласно, мы заключили пакт молчания, которое продолжилось до моего возвращения из экспедиции. Это было неписаное соглашение, необходимое, чтобы не поссориться перед прощанием.

Город за окном самолета уменьшался и наконец исчез. Прильнув к стеклу, я не отрываясь смотрел на тень самолета, которая скользила по фьордам и все еще заснеженным пикам, пропадавшим и внезапно выраставшим между долинами и холмами. Я знал все эти дороги и горные гребни, но с воздуха обнаруживал новые тропы и уже представлял, как буду бежать по ним после возвращения. Одновременно я, признаюсь, чувствовал себя предателем и надеялся, что эти горы меня простят за поездку к другим.

Я думал о том, что должен был сказать Эмели на той совместной пробежке, облегчить мучения, которые она совершенно точно испытает, пока мы будем далеко друг от друга. Какая-нибудь изящная шутка или остроумный комментарий помогли бы снизить напряжение этого момента, но я не из тех, кто способен на быстрые реакции. Я чувствую покой в горах, потому что они, как сказал Райнхольд Месснер[2], ни лживы, ни правдивы – они просто опасны. А в моменты опасности можно принимать решения, которые кажутся логичными. В горах у меня нет сомнений, как действовать в непредвиденных обстоятельствах. Напротив, в менее предсказуемом мире личных отношений меня будто парализует и я не могу ничего решить, пока не становится слишком поздно. Должен признать, что никогда не находил взаимопонимания с людьми, неважно какими – хорошими, плохими или опасными.

Вскоре мы влетели в облако и земля за окном исчезла, а турбулентность заставила меня вернуться в реальность. Когда улетаешь, всегда возникают противоречивые чувства: преходящая свобода, как от побега, и ностальгия по знакомому теплу, которое оставляешь позади.

В багажном отсеке самолета лежал мой чемодан в двадцать разрешенных авиакомпанией килограммов, на грани перевеса. Я скрупулезно рассчитал возможность уместить в него все необходимое для этого путешествия, чтобы покорить великую вершину. Больше не поместилось бы ничего, даже перышка.

Подготовка получилась, как мне казалось, почти идеальной. Последний месяц я провел в Альпах и большую часть времени находился выше четырех тысяч метров. Я хорошо себя чувствовал на высоте и предвидел трудности, с которыми мог столкнуться.

Есть один очень важный аспект перед покорением вершины, который невозможно определить количественно, в отличие от оставленных за спиной километров и преодоленных трудностей. Этот аспект – чувство достаточной мотивации и покоя, обязательных для восхождения. Это уверенность, связанная с ощущением полного комфорта при нахождении там, где, руководствуясь исключительно разумом, ты чувствовал бы себя как раз весьма неуверенно. Я понимал, что прихожу именно в это состояние, когда красная черта ожидаемого риска пролегает выше обычного уровня. С одной стороны, это меня успокаивало, с другой – заставляло бояться себя самого. Я не мог однозначно сказать, как решу дилемму, если передо мной встанет выбор между желанием продолжить опасное восхождение и любовью, которая дарит покой и до какой-то степени не позволяет перейти линию невозврата. Но я отгоняю саму мысль о таком выборе – есть вещи, которые нельзя взвешивать на одних весах. Все просто: для жизни мне нужно и то и другое. По крайней мере, это я ощущал в тот момент.

Тележка с ужином приблизилась к нашему ряду. Спешащая стюардесса с улыбкой предложила мне выбор: курица с рисом или макароны с овощами. Она говорила по-английски с явным акцентом, и было понятно, что это не ее родной язык. Я выбрал пасту и, как клон других пассажиров, в точности повторил их движения. Все мы одновременно включились в эту хореографическую связку: открыли крошечную картонную коробку-поднос, сняли фольгу, закрывающую горячее блюдо, обожгли пальцы, потому что его слишком сильно разогрели, и, наконец, разорвали прозрачный пластиковый пакетик с приборами, чтобы достать вилку и ухватить ей несколько листиков салата. Все мы искоса рассматривали порцию пудинга с левой стороны подноса: «Интересно, там шоколадная начинка?»

Наверняка шоколадная.

Не знаю почему, но я не мог справиться с этим судком промышленных макарон – я возил их вилкой туда-сюда и, хотя мог есть по привычке, совершенно не хотел. Я попытался равномерно распределить содержимое коробки, чтобы снова ее закрыть, но ничего не получилось. Как мог, я сложил предметы один на другой и сдвинул на угол столика, надеясь, что стюардесса вернется и заберет все это.

Межконтинентальные перелеты напоминают длинный визит в торговый центр в большом городе. Там всегда есть плачущие дети и молодежь, которая не прекращает болтать вполголоса, время от времени разражаясь хохотом или вскрикивая. Еда плохого качества, завлекательные предложения о покупке вещей, которыми ты никогда не воспользуешься, а еще фильмы, музыка или игры, чтобы провести время без малейшего удовольствия.

Вперед