– Тогда я подам на развод! – завопила Зинка.

– Подавай хоть на развод, хоть на разъезд или разлёт.

«Пресловутый квартирный вопрос, перенесённый из России во Францию каким-то бестолковым образом на крыльях банальной сестричкиной алчности», – так думалось Стасу в преддверии бракоразводного процесса. Он не находил другого объяснения развалу собственной семьи и не понимал поведения жены. «Хотя если учесть приписанные мне пороки, то в глазах Зины я настоящий монстр. А, дери их леший!»

По решению судьи семейное жилище переходило в руки матери-опекуна их несовершеннолетнего сына до факта его последующего после учёбы трудоустройства и финансовой дееспособности. Затем квартира должна была поступить в продажу на паритетных условиях. Стандартная резолюция, против которой Стас не имел ничего против. Ему до того всё осточертело, что он молча собрал манатки и переехал в блок апартаментов недалеко от своей работы. С его стороны бой закончился. Он желал лишь одного – сохранить нормальные отношения с сыном, которого обожал до умопомрачения. Но жилищная баталия на этом не завершилась. Зинка через некоторое время опять укатила на море, и в квартиру вернулась Мила вместе со своим табором. В её полку прибыло: она опять разродилась. И вообще, её, что называется, понесло на этой почве. На следующий год она, как крольчиха, произвела на свет ещё одного отпрыска. Неизвестно, в каких целях умножалось потомство. То ли на почве безграничной любви к Виталику, что крайне сомнительно, принимая во внимание её командное руководство незадачливым увальнем, то ли желанием укрепить оккупационные позиции. Ведь выселить из квартиры многодетную семью на Западе не так-то просто. Как бы то ни было, между сёстрами стал потихоньку назревать конфликт. Он, как фурункул, год от года наливался гноем и грозил прорваться. Постепенно Зина начала уставать от навалившихся теперь на неё расходов по содержанию прибеглых. Да ещё в здании затеяли ремонт, за который свою долю должен был вносить каждый из владельцев жилья. Мила заявила, что если и начнёт выплачивать квоту за установку нового лифта в доме, то только на условиях будущей передачи квартиры в её единоличное пользование. Зина прикусила губу, а вместе с ней и надорвавшуюся любовь к младшенькой. Жорик вырос, уехал работать в Париж. Сама она появлялась в городке лишь изредка и давно перестала ощущать себя хозяйкой в квартире. Пришло время продавать недвижимость. Но Мила встала на дыбы. Она категорически отказывалась покинуть жильё.

– И ты вот так просто собираешься выставить родную сестру с детьми на улицу?

– Мила, но ведь у тебя есть муж, в конце концов. Пора бы и ему уже позаботиться о собственных детках.

– Ну и сучка же ты, Зинка!

– Я просто собираюсь получить свою долю с продажи квартиры.

– А мне за поддержание порядка в ней на протяжении стольких лет ничего не причитается?

– Но ведь ты здесь жила на всём готовеньком…

– И за воспитание твоего сына, между прочим, во время твоих постоянных отлучек!

– Ну, знаешь ли.

– Знаю, знаю, чем ты там на пляже, кроме работы, занималась.

Две дружные сестрички вконец разругались. Прошло полгода, и они начали судиться: Зина, заручившись согласием Стаса, продала квартиру, а многодетная мать Мила опротестовала её действия в суде. Ничего из этого не вышло, сёстры стали заклятыми врагами и по сей день не разговаривают друг с другом.

Ну а Стас… Он недавно встретился с очень интересной женщиной. Испанкой. Они разговорились об искусстве, иностранных языках, литературе, философии. Прощаясь, условились о новой встрече. И тут Стас вдруг спросил: