– Анна Гавриловна собралась замуж? За кого?
– За старшего Бестужева, того, что вернулся из Швеции перед началом войны. Его брат Алексей Петрович занял место канцлера. Наверняка, и Михаил Петрович займёт чин не хуже брата.
– Наверняка.
– Поняла? Надо искать жениха среди ближнего круга новой императрицы.
– У тебя уже есть кто-то на примете? – спросила Настасья.
– Не поверишь! Женихи разбираются, как горячие пирожки с лотка! – посетовала Анастасия, – Вот погляди! Враз прибрали к рукам двух – Петю Шувалова и Мишу Воронцова. И – кто! Маврушка, Елизаветина чесальщица пяток! И, между прочим, Анютка Скавронская!
– У Шуваловых и Воронцовых осталось ещё по младшему брату, – подсказала ей насмешливо Настя.
– Ну, младший Шувалов ещё молод. А вот Ванечка Воронцов…, – Анастасия, наблюдая его через пространство залы, досадливо поморщилась, – Уж больно он мягок и галантен, прямо как Петя Трубецкой.
– Кстати! А, может, тебе вернуться к Пете? Его отец нынче тоже в большой чести у новой государыни, – напомнила Настя.
– Эх, – вздохнула Ягужинская, – Что Петя, что Ванечка Воронцов – не рыба, и не мясо! Прямо, не знаю, что делать!! Герои все повывелись!
– Подожди. Найдутся! Вот кончится война со шведом, – подзадорила её Лопухина.
– Ну, а твой герой Микуров где? – поддела её в ответ подруга, – Говорила, в Москве.
– Уже нет, – опечалилась Настасья, – Я вчера была у бригадира московского драгунского полка. Отбыл мой ненаглядный на войну.
– Опять?! – всплеснула руками Анастасия, – Что ж, ты его так до самой старости ждать будешь?!!
– Надо, так буду.
– О! Гляди-ка! Кто к тебе идёт! – толкнула её под локоть Ягужинская.
– Кто?
– Твой московский воздыхатель. Николай Головин.
– Ну, это уж вовсе ни к чему.
– Как знать, – лукаво улыбнулась Анастасия, – Поворкуйте. А я отойду.
– Настасья! Здравствуй! – радостно приветствовал её Николай.
– Здравствуй.
– С каждой нашей новой встречей ты становишься всё краше и краше.
– Полно, – смутилась Настя.
– Лукавить не стану. Уж в этот раз точно сватов зашлю!
– Вот ещё чего выдумал! – одёрнула его она.
– Я не шучу.
– Ишь, ты, шустрый какой! Прежде, чем сватать, меня бы спросил, – укорила его Настя, – Может, я за тебя не пойду!
– Это почему?! Чем я тебе не хорош?
– Всем хорош. Да… не люблю я тебя.
– Это ничего. Потом полюбишь.
– И не подумаю даже.
– А ты подумай. Если я чего решил, то от своего не отступлюсь! – рассмеялся Головин, прижимаясь к ней плечом.
Но она шутливо стукнула его веером и отодвинулась.
Елизавета, тем временем, разглядывала в зеркале новый шлейф, приколотый булавками к платью.
– Теперь хорошо, – удовлетворённо сообщила она, – Но края ткани не подшиты.
– Лизанька! – взмолилась Маврушка, – Но, чтоб подшить края шлейфа, уйдёт вся ночь! Поверь! Всё выглядит итак великолепно!
– Парчовые нитки будут торчать, – капризно заявила она.
– Не будут.
– Будут!
Мавра взяла со столика ножницы:
– Я возьму их собой. И буду неотлучно следить за твоим шлейфом. Как только замечу какую нитку – сразу её отстригу!
Елизавета задумалась. Все в комнате – фрейлины, портнихи, слуги – устремили на неё умоляющие выстраданные взгляды. Она выдержала мучительную для всех паузу и произнесла:
– Ну, хорошо. Пусть церемониймейстер объявляет, что я иду.
– Её императорское величество, государыня императрица и самодержица Российская Елизавета Петровна!
Оркестр грянул торжественный марш. Гости, измождённые ожиданием, встрепенулись и, рассредоточились по залу, выстроившись в живой коридор, присели в почтительном поклоне.
Елизавета, чрезвычайно довольная собой, плыла по паркету мимо толпы. И с наслаждением отмечала на себе восхищённые взгляды. Ещё бы! На ней платье, стоимостью в её прежний годовой расход. Весь лиф усыпан таким количеством бриллиантов, что блики от них отражаются в лицах придворных. Пальцы увенчаны перстнями. А уши оттягивают серьги с небывалой величины сапфирами. Шлейф тянется по паркету ровно на два локтя, как влитой – ни вправо, ни влево, как некогда у Наташки Лопухиной. И, главное, причёска по самой последней парижской моде, о которой всем этим придворным «матронам» ещё даже не ведомо…