– Кто-о-о-о, кто проживает на дне океана?! Не Спанч Боб, грёбаные, Сквэр Пэнтс, а Мэтт и Алекс волосатые, мать их, шары!

– Да, детка! – следом завопил довольный Мэтт, хлопнув меня по плечу, пока я согнулся от смеха пополам, а этот индюк недоделанный принялся пританцовывать на месте и орать на всё помещение, уже даже не шокировав своим поведением молодого продавца-хипстера.

– Я вас не слышу! Где ваши руки?! – орал он, пародируя наше поведение на концерте. – Иу-иу! У-а-а-! – теперь кричал он писклявым голоском, изображая наших фанаток. Вы не думайте, Мэтт любил их больше всего в нашей новой жизни, но порой (читай – всегда) он обожал дурачиться. – А ну-ка, давайте проверим на прочность стены этого стадиона! Споём все вместе песню, написанную моей любимой, неповторимой, единственной, лучшей в своём роде, творческой, лучезарной, самой красивой, искусной, феноменальной, очаровательной, любящей спорить… – он замолк, переведя дыхание и посмотрев на меня. – Я ничего не забыл?

– Вредной, кажется, иногда он её ещё вредной называет, – подсказал я, вытирая мокрые от слёз глаза.

– Точно! – Мэтт ткнул в меня пальцем и продолжил паясничать. – И моей вредной женой, каблук которой уже так придавил моё горло и лысые шары, что голос нет-нет да даёт петуха.

Я скорчился от смеха, стукнув себя по бедру.

Боже, я обожал своих друзей.

– Хорошо, что Дэйв тебя не видит и не слышит.

– Да он в курсе, что я обожаю передергивать. В смысле, передразнивать.

Я завыл.

– Господи, ты порой такой придурок, что мне становится страшно, какую же девушку ты себе в итоге выберешь. В народе ведь говорят, что подобное притягивается к подобному.

– Ха. Не поверишь – сам не знаю, – улыбнулся Мэтт и поправил задравшуюся от его плясок футболку. – Ну а теперь, после минуты веселья, вываливай. Кто от тебя сбежал и почему?

Я вздохнул и убрал со лба лезущие в глаза волосы.

– Ханна.

Мэтт присвистнул.

– Вы снова виделись?

– Два дня назад.

– И?

– И она сбежала из бара, словно я ей сказал, что у меня герпес вместе с Эболой и лишаем.

– Лишай не передаётся воздушно-капельным, и не всегда передаётся контактно-бытовым путём, – вставил Мэтт.

– Суть ты уловил.

– Уловил.

– Ну и вот, – пожал плечами я.

– Ну и что с того? – озадачился Мэтт. – Может, у неё живот заболел? Слушай, а вдруг у неё герпес с Эболой и лишаем?

Я снова достал пластинку и замахнулся на него, на что Мэтт миролюбиво приподнял ладони, давясь от смеха.

– Пошутить уже нельзя. Угомонись, истеричка. Что она сказала, убегая от тебя?

– Что у меня бешеный график и сотни непрочитанных сообщений, а у неё не распакованный чемодан.

– Это фиаско, братан. Тебя променяли на чемодан. А может, так зовут её парня? Чемодан по фамилии Л’Еблан?!

Нет, иногда с ним невозможно разговаривать.

Продавец, его зовут Снупи (и черти раздерите меня, но это настоящее имя! Его родители жуткие и самые преданные фанаты Снуп Догга, который, чтоб вы понимали, в свою очередь, взял себе данный псевдоним в честь персонажа мультфильма собаки Снупи), захрюкал от смеха и спрятался под прилавком, чтобы не разозлить меня.

– Нет, ну а что? – как ни в чём не бывало продолжил Мэтт. – Если посмотреть на эту ситуацию с данной, то есть моей точки зрения, то всё встает на свои места. Её дома ждал не распакованный, то есть сгорающий от желания, парень по имени Чемодан. Наверняка, она привезла его с собой из Австрии.

– Она была в Англии, придурок.

– Да в Европе моргнёшь и уже нечаянно границу пересёк. Они за продуктами из дорогущей Швейцарии в Италию ездят, приятель.

– Короче, – я поднял ладонь, останавливая поток его мыслей. – Нет у неё парня, я узнавал уже. Тем более с таким дебильным именем.