– Чего ты всё носишься?! Силы некуда девать?

– Так я же первый день тут у вас на белом свете! У!

И он с жаром метнулся от нас под горку и в три скачка вскарабкался обратно. Всё в нем так и кипело. Мне даже показалось, что вокруг него от трения нагревается воздух. Потом нам не раз приходилось убеждаться, что Малю – горячий паренёк.

– Знаете, как давно я хотел белый свет поглядеть? Не зна-а-а-аете. Сто лет! Я сто лет и так, и эдак крутил-вертел, всё мозговал, как бы на поверхность прошмыгнуть. Слыхом-то я слыхивал про ваш мир, да ведь пока сам не попробуешь – не поймёшь! У нас же там внизу ни слова правды. Все врут!

– А чего сто лет ждал?

– Не пускает колпак-то, – постучал он себе по лбу пальцем и посмотрел на нас так, как будто мы и сами должны были давно догадаться. – У нас там, знаешь, какая охрана? У! Мышь не проскочит.

– Какой колпак?

– Ну купол… Я не очень в курсе. Мы внизу сидим под таким колпаком, который нас от вас охраняет. И вас от нас. Так заведено. Мы же – просто изнанка белого света. Как если б шубу вывернуть шиворот-навыворот… Но колпак всё же прорехи имеет. По швам расползается, он древний.

– И вы тогда из этих щелей к нам выползаете? На белый свет? – Осси первым сообразил, что наш мир среди той братии принято называть «белым светом».

– Не-е, напрямик в щель не сунешься – колпак не пустит. Так обидно… Руку протяни – и вот он, свет, в дырку виден. А нельзя! У нас ведь два пути: или в готовые врата лезть, или свои строить. – Малю завздыхал. – А меня от всех врат гоняют. Знают как облупленного на каждых. Папаня не велел пускать, чтобы я бед не натворил.

– То есть, получается, у вас много таких… ворот в наш мир?

– У! Полно. Нет страны на белом свете, куда бы чёрт не протиснулся. Одни небольшие врата даже в Ватикане есть. А как же. Ну я потыркался туда-сюда – не пройти. Неподкупные все, черти. Даром что у нас цвет негодяйства собрался, а хватись – подлянку папане подстроить некому. Боятся. Вот я и соорудил небольшие вратики себе по мерке.

– Да ладно… Сам?!

– На хвост мне плюнь, если вру! Бродил долго, пока не высмотрел щёлочку, которую никто до меня не приметил. А щёлочка пришлась на вашу горку. Вот и сварганил свои личные вратики.

– Вратики – в смысле маленькие? Как Маленький Лю?

– Ну да.

И тут нас прорвало. Нам стало очень смешно. Вратики! Уж больно задавался Малю. Подумаешь – чёрт из пекла. Мы стали наперебой кричать:

– Вра́тушки! Врати́шки! Вра́теньки! Врату́льки!

– Ладно вам! Хорош смеяться! Как наподдам! – Тут Малю противно заверещал и завертелся с утроенной силой, а с его головы во все стороны покатились огненные спиральки.

Одна из них угодила прямо Йоонасу под ноги, я в последний момент успела дёрнуть его за капюшон и прижать к себе. Спиральки на асфальте шипели и потихоньку угасали. Мы больше не смеялись.

– Не злись так больше. Иначе мы не сможем с тобой играть, – сказала я.

– С тебя огонь летит, это опасно. Ещё подпалишь кого-нибудь, – сказал Осси. – Предупредил бы сразу, что ты такой нежный.

– Это я-то нежный?! Да я самый крепкий! Крепче меня никого нет! – опять заверещал Малю, но уже не так обиженно.

– Что ж ты тогда из-за ерунды такой фейерверк устроил? Уж и пошутить нельзя. Давай снова мир, – хлопнул его по плечу Осси.

Малю остановился, сцепил руки на груди, а губки поджал подковой. И медленно сказал:

– Ладно, разрешаю вам иногда подшутить надо мной.

– Нам твоего разрешения не надо, – сказала я. – Друзья шутят без разрешения. В этом смысл юмора.

– Я запомню, – кивнул Малю и хитренько сверк-нул глазами.

– А чего у тебя волосы-то тлеют? Тебе не больно от этого? – спросил Осси.