Индифферентно отношусь к погоде,
Из дома никуда не выходя.
В окно смотрю: повсюду кто-то ходит,
Зонтами прикрываясь от дождя.
Повсюду кто-то принимает меры
Защиты от стихии. А зачем?
Сидите дома. Быть хочу примером.
Сижу, пью чай, ватрушки с чаем ем.
Я понимаю, что муки и чая
Быть в доме должен небольшой запас.
И я давно, для всякого случа́я,
Продукты всевозможные запас.
И вот все мокнут, бегают с зонтами,
А я сижу себе, не дую в ус.
Я вам признаюсь (только между нами),
Что годик на запасах продержусь.
Смеюсь: сказали, дорожает греча!
Я ею полк способен накормить.
И все бегут, заняться будто нечем,
Купить, урвать, нахапать, отломить
Себе кусок, пока не стал дороже.
Ни дождь, ни снег, ни буря – нипочём!
Глаза горят, из носа пар, и рожи
Сравниться могут только с кирпичом.
Взлетели цены: сахар, рис, перловка.
А у меня – всё есть. А где же рис?
Полпачки только… Плащ накинул ловко,
Влез в сапоги, взял зонт – и пулей вниз.
Ну тёща (дай ей срочно бог здоровья):
То плов, то, извините, суп харчо!
Мол, кушай, зять. – «Спасибо». – «На здоровье».
– «Рис экономьте». – «Чо?» – «Да так, ничо».
Я, как моряк, сквозь шторм и вал девятый
Успел, купил по бросовой цене.
Тащу мешок, без лифта, на девятый.
Я всё скажу и тёще, и жене.
Дополз каким-то чудом до квартиры.
Когда же лифт починят?! Внёс мешок.
И слышу глас супруги из сортира:
«У нас закончился стиральный порошок…»
Законотворчество
В падеже себя опять склоняю в дательном,
В именительном, творительном, предложном.
Нужно пьянство запретить законодательно.
Без запрета совершенно невозможно.
Только выйдешь поутру на двор проветриться,
Надышаться трезвым воздухом осенним,
У подъезда кто-нибудь с «горючим» вертится.
Как же, праздник – день рождения Есенина.
Ну Есенин – это, братцы, обязательно.
Тут не может быть двух мнений абсолютно.
И читаю в небо пальцем указательным
После выпитой бутылки «Абсолюта».
И опять пришёл домой – счастливей некуда.
Но на утро встал решительно и твёрдо
И решил пойти… Куда? Да вроде некуда.
И куда пойдёшь с такой опухшей мордой?
Принял душ и зачесал к затылку волосы.
Вышел в галстуке, в костюме. Между зданий
Шёл к трамваю, отвечал холодным голосом:
«Не сегодня. Не сейчас. Сегодня занят».
И доехал я до Думы государственной,
И в приёмную стучу, прикрывши веки.
«Извините, а нельзя ли в государстве нам
Алкоголь бы запретить совсем навеки?»
А у них там выходной или каникулы.
И дежурный машет – мол, войди-ка в Думу.
Достаёт, гляжу, пузырь, в углу заныканный.
Говорит: «Давай с тобою думать думу».
И писали мы всю ночь законы новые,
И осмысливали жизнь свою бедовую,
И не помню, как домой вернулся снова я
И откуда взял настойку я медовую?
А на утро по каналам появляется
Срочный выпуск новостей —
звонит, как колокол:
Мол, вся водка по России отменяется,
Мол, проект закона партии экологов.
Я обмяк на стул, и с ног упали тапочки.
Стало страшно мне: а если вдруг приспичит?
Может, как-то по талонам там, по карточкам?
Ведь нельзя без спирта, соли и без спичек!
В падеже себя склоняю я в родительном.
Ну кого? Кого, чего мне не хватало?
Ну а Дума? Отвечает утвердительно
На любую ерунду, на что попало!
Нет, так дело не пойдёт, с такою Думою.
Мужики меня в измене обвиняют.
Я ещё разок поеду – пусть подумают
И закон назад, как было, поменяют.
Дискотека
Я решил пойти на дискотеку…
Чтоб к интимной жизни сделать шаг.
Друг сказал: «Сперва зайди в аптеку
И купи «резиновый пиджак»».
Я вообще хотел идти в футболке…
Но товарищ мой повысил тон,
Взял бумаги белой листик тонкий,
Написал размашисто: ГОНДОН.
А потом добавил, сверху глядя:
«Это ж не по улице пройтись!
Там, на дискотеке, будут бл*ди.