И в науках не профан,
     соображает, как говорится, петрит!
Ну, говорят:
  «Тебе – туда. Вон, видишь, идёт заведующий?»
«Вижу, ёлки, не слепой!
     Да это ж сам академик Петрик!»
Я – к нему! Прямо заикаюсь от волнения!
Я, мол, будущий на-на, на-на-на,
                                 на-нальный учёный!
И с моим талантом, рвением
      и навыками практического умения
Уж примите меня, как можно скорее, к вам в совет учёный!
И разъясните мне, что означает «на́на»?
Я правильно ставлю ударение?
                     Или нужно говорить «нана́»?
«Ты знаешь, – он мне говорит, —
                                        отвечу тебе прямо!
Я сам, честно говоря,
   абсолютно не понимаю в этом ни хрена!
Ты, – говорит, – иди домой, мест сейчас нету.
А как пойдёт нанапрорыв,
                      мы тебе свистнем немедленно!» —
И подарил с его портретом цветную газету,
Потом развернулся и пошёл себе по коридору медленно.
А из газеты я узнал, что этот Петрик
Фильтры, что я изобрёл,
     давно уж на поток коммерческий поставил!
И вот теперь я снова в нашем ЖЭКе – электрик.
И планы стать великим нанальным
                            учёным временно оставил.
Засекречена, видно, эта самая нананаука,
Чтоб из народа никто
       не мог в их учёный совет вклиниться!
В академию чтобы такой,
                               как я, не вошёл без стука!
Там все заняты места,
     и никакой академик, конечно, не подвинется!
Ну и ладно! На-на-на на хрена мне!
Лезть туда, где шарлатан сидит на шарлатане!
Самогонный аппарат нальёт на-на-вина мне,
Свой перпетуум заведу —
             поеду к жене, на-на… к Тане.

Из жизни главы поселкового совета

Мат на днях туды-сюды запретили,
И хожу, ага, почти онемевший…
Трали-вали, как же так, тили-тили?
Ох, не пивший я хожу, ох, не евший!
Как общаться мне теперь с населеньем
И в посёлке, и в райцентре, скажите?
И отправил я в Кремль заявленье:
Мол, хотя бы в выходной разрешите!
Я ж без мата – как без рук, без обеих!
Абсолютно не могу изъясниться!
Ни в конторе, ни в хлеву… Хоть убей их —
Ни одна свинья меня не боится!
И упал надой на ферме доне́льзя,
Ведь животная – и та привыкает,
И забыла, что зовут её Эльза.
Чтоб доилась, говорю: «Глядь такая!»
Очень сложно с этим новым законом.
Бригадиры побросали бригады!
Что на скотном, ля, дворе, что на конном,
Работяги распоясались, гады!
А ответа нет и нет из столицы.
Посевная под угрозою срыва!
У народа просто горе на лицах…
Шаг один – до социального взрыва.
Чуть не месяц я кружил у почтамта.
И терпение уже на исходе!
Да видал я эту власть там и там-то!
Объявление повесил о сходе.
В тот же день – письмо с кремлёвской печатью!
Я надел на сход в цветочек рубаху.
Клуб гудел! Народ светился от счастья!
Вскрыл конверт… А там ответ: «Пошёл на х..!»
Замер зал в каком-то недоуменье…
То есть: можно или нет – непонятно.
И тогда я огласил своё мненье:
«Ну и х… с ним!» – произнёс очень внятно.
Будем жить, как и всегда, по старинке!
Есть закон, а может нет – неизвестно!
И вставляем мы, как прежде, картинки,
И наполнено живём, интересно.

Здравствуй, ёлка!

Здравствуй, ёлка! Здравствуй, ёлка!
Словно соткана из шёлка,
Изумрудная стоит!
Огоньками вся горит,
Эх, переливается…
Это в клубе для детей
Праздник начинается!
Бусы светятся, игрушки,
Конфетти летит из пушки,
Дети водят хоровод,
Дед Мороз «коловорот»
Вбил по центру, чтоб не рухнуть,
Не испортить Новый год…
И, держась за посох, пляшет!
Декламирует стихи!
За поэзию он ляжет
Или сядет за грехи
(Что, по сути, равнозначно).
И несёт он детям ямб
Ярко, красочно и смачно,
Посылая всех… к друзьям!
Потому лишь, что детишкам
Нужно, вкупе к красоте
Глупой жизни, чтобы книжки