Раздался звонок, и мы, не спеша и чинно, стали покидать класс. На этот раз мы все знали, что это звонит тётя Клава, с которой успели познакомиться на предыдущей перемене.
Тогда, преодолев страх, быть сбитыми с ног старшеклассниками, мы, по нескольку человек, сумели перебежать к тумбочке, покрытой красным материалом. На ней стоял медный колокольчик с деревянной ручкой. Тетя Клава – звонарь и по совместительству уборщица и сторож школы – в это время отгоняла от нас шваброй шустрых пацанов. Когда мы собрались возле тумбочки, то разглядели на ручке колокольчика привязанный к нему красный бант по случаю начала учебного года. На его бронзовой и потемневшей от времени поверхности красовался большой двуглавый орёл, а по всей нижней окружности проглядывала какая-то надпись.
Каждому из нас обязательно хотелось потрогать колокольчик пальцем, и тётя Клава с удовольствием разрешила это сделать. Какой-то подбежавший балбес ухитрился за её спиной щёлкнуть по нему пальцем. Колокольчик ответил глухим жалобным звоном и сразу же замолк.
– Ах, ты, негодник! – пригрозила хулигану шваброй тётя Клава и поправила бант на деревянной ручке.
– Нравится? – спросила она.
– Да! – ответили мы хором.
Тут она посмотрела на висящие над тумбочкой часы, охнула и схватилась за ручку колокольчика.
– Вот дура-то! На две минуты урок задержала.
С растрёпанными волосами, в грязном синем халате, она начала громко звонить и кричать:
– Де-ети! На урок! На урок!
Но наши уроки уже закончились, и мы пошли домой под переливистый звон уже знакомого колокольчика. Остановившись, хором прокричали:
– Тетя Клава! До свиданья!
– До свидания, мои родненькие! – ответила она и утёрла платком своё усталое и потное лицо.
Дома встретила мать. С утра она сходила со мной в школу, побывала с остальными родителями на общей школьной линейке, заглянула в класс, где нас для знакомства собрала всех вместе Ирина Владимировна. После собрания мать поцеловала мою щеку и негромко сказала, ещё сидя рядом за партой:
– Владик! Слушайся учительницу, а я сейчас пойду домой и напеку тебе любимых блинчиков.
– Со сметаной?
– И с вареньем, – добавила она, – если ты будешь хорошо учиться.
– Вот здорово! – воскликнул я.
– Тише, – приложила она палец к губам и вышла из-за парты. – Ирина Владимировна, до свиданья! – попыталась попрощаться мать с учительницей, восседавшей, как на троне, за своим столом. Усыпанная букетами цветов и подарками, та не расслышала её слов и продолжала разговаривать с подошедшими к ней родителями. Мать безнадежно махнула рукой, ещё раз погладила меня по наголо подстриженной голове и направилась к двери со словами:
– Будь умницей.
Дома, как и обещала, она встретила блинами и даже сварила любимое мною какао. Матери нравилось готовить для меня, и у неё всегда всё получалось очень вкусно и быстро. Я хорошо помню, как, накрыв стол, она обычно садилась напротив, наблюдая, как я ем, и в её голубых глазах светилась радость материнского счастья.
Так было и в этот раз. Я ел и увлечённо рассказывал о новых впечатлениях: об учительнице, о школе и, конечно, о тёте Клаве, которая разрешила нам потрогать звонок.
– Знаешь, мам, он такой красивый и с красным бантом, – говорил я, успевая уплетать за обе щеки очередной блин, – а на нём нарисован орёл с двумя головами. Разве такие бывают?
Я вопросительно посмотрел в её глаза, глядящими на меня с любовью.
– Бывают, сынок. Тебе ещё налить какао?
– Нет, ты скажи честно, мама. Бывают? – заметив её безразличие к двуглавому орлу, стал допытываться я.
Надо сказать, что по грамотности мать далеко не ушла от отчима. Несмотря на то, что она выросла в детском доме, ей, как и ему, дали начальное четырехклассное образование. Но, если отчим во многих бытовых вопросах доходил своим пытливым умом, а иногда и просто смекалкой, мать такими способностями не обладала.