– Иначе и незачем встречаться, – не подобрел Романов.

– Согласен. Итак: согласны ли Вы с тем, что мира…

– … во всём мире? – усмехнулся визави.

– … в руководстве, – не усмехнулся Лигачёв, – как не было, так и нет? А перемирие – вещь непостоянная и ненадёжная?

Романов энергично – даже с налётом картинности – двинул головой.

– Согласен – и с тем, и с другим.

Лигачёв переглянулся с соратниками, двое из которых: Воротников и Чебриков – оживлённо блеснули глазами. Явно обнадёженный… представлениями о позиции Романова, Егор Кузьмич откашлялся уже оптимистично.

– А с тем, что такое положение не может считаться нормальным?

Романов усмехнулся.

– Ну, теоретически – да, согласен… Но каким бы ненормальным такое положение ни считалось, оно – норма для большинства периодов истории КПСС. Единство у нас существовало – и существует – только для учебников и речей с высоких трибун. Теперь уже я Вас спрашиваю: можете ли Вы оспорить этот факт?

Лигачёв покраснел: инициатива ускользала из его рук – а ведь так хорошо всё начиналось! Он растерянно обернулся к своим, ища поддержки – и нашёл её в лице Председателя КГБ. Поддержку – вместе с лицом – Виктор Михайлович тут же выставил на всеобщее обозрение.

– Разумеется, Григорий Васильевич, то, что Вы сказали – неоспоримый факт. Но дальше такое положение дел становится уже нетерпимым. Страна находится на переломе…

– Это когда – хребет через колено? – вновь усмехнулся Романов, но на этот раз в усмешке его не набиралось тепла и на градус.

Чебриков поморщился.

– Ну, зачем – так сразу…

– А иначе ваш Горбачёв не умеет! – ещё решительней отказался от дипломатии Романов. – Вы же пришли сюда не с «восточными дифирамбами Леониду Ильичу на день рождения»!

Не снимая с лица усмешки, Романов многозначительно покосился на Алиева, вынудив того «убежать» глазами в столешницу: потому, что – «не в бровь, а в глаз». Ибо факт имел место быть – и не единожды.

– Вот и давайте говорить прямо! А, если говорить прямо, то дело – не в личностях Горбачёва и Романова.

– А в чём? – подался вперёд Воротников, не обращая внимания на предостерегающее «шиканье глазами» коллег по квартету.

Лицо Романова художественно окаменело.

– В том, что эти личности олицетворяют собой!

«Неприсоединившиеся» ещё раз обменялись взглядами. По большей части, взгляды были растерянными. Разговор, уж, слишком быстро выходил на полную откровенность. Ни к такой скорости, ни к такой полноте откровенности участники квартета явно не были готовы.

Первым – по старшинству – откашлялся Лигачёв. Складывалось впечатление, что у него это было традиционной прелюдией к разговору.

– Ну, раз, уж, мы собрались здесь, то имеет смысл поговорить о ваших с Горбачёвым разногласиях – с тем, чтобы… ну, я не знаю… ну, как-то примирить их, что ли…

– ??? – возмутился Романов – и Лигачёв вынужден был прибегнуть к успокаивающему жесту.

– Ну, хорошо: не примирить – а… согласовать! Да, именно согласовать!

И в третий раз Лигачёв обернулся на «коллектив» – и вновь получил всеобщее одобрение удачной формулировке. В разговор он возвращался, уже обнадёженный поддержкой.

– Ну, договариваются же между собой воюющие страны! СССР и США договариваются – а вы, получается, не можете договориться?!

Светло-серые глаза Романова потемнели: верный признак «надвигающейся грозы».

– Ответьте мне – только честно: вы кого здесь представляете? Если себя – то разговор будет один, если Горбачёва – то другой: никакого разговора! Итак?

Егор Кузьмич растерялся ещё раз – но «место у микрофона» уже занимал Алиев.

– Григорий Васильевич, здесь нет ни «горбачёвцев», ни «антигорбачёвцев»: здесь – только люди, обеспокоенные сложившимся положением в Политбюро и ЦК.