Дождь, решив добавить своих слез к моим, загнал меня обратно в здание вокзала.

Тревожный вечер уже зажигал тусклые фонари, грязно освещающие старый зал. Я и плакал, и молился. Это мой первый вечер в России, а вместо восторга я сижу здесь один, с мокрым лицом. Я совсем замерз. Внезапно, как свет упавшей звезды, я услышал родную вьетнамскую речь и звук суетливых женских шажков по мраморному полу.

– Син чао! Син чао! – закричал я им, вскакивая со стула. – Помогите мне, умоляю вас!

Девушки остановились и захихикали. У нас мужчинам не принято плакать, но это уже были слезы восторга и надежды. Быстро и немного сбивчиво я рассказал, что случилось, и попросил помощи. Одна из девушек, что покрупнее, с прыщиками между бровями, тут же пошла к окошку, где восседала толстая ярко-накрашенная женщина с черно-красным платком на шее. Поговорив с ней, девушка сказала, что следующий поезд на Москву только завтра утром, а тот, где удобнее пересадка, после обеда.

– Как зовут тебя, плакса? – спросила прыщавая.

– Чан, – ответил я, обидевшись.