– Ты думал, что? А я в вашу столовую специально не ходила, – вдруг сказала она посреди ночи. – Знала, что тебя встречу, и не хотела.

Костя на это никакого внимания не обратил – пусть говорит, что хочет, ему ни жарко, ни холодно. Вообще, ему с ней нравилось. Она была на удивление послушна, чтобы не сказать, покорна, даже пассивна, и никаких маловразумительных коленец не выкидывала. Так что на этот раз он более или менее со своей задачей справился. Более или менее. Это было приятно во всех отношениях. Да. А то, что она ничем своих эмоций не выражала – так и ладно. Разве что спросила через неделю-другую во время их второй или третьей встречи на той же общежитской койке:

– Ты когда в первый раз в жизни поцеловался?

– В четырнадцать, – быстро ответил Костя, соврав, с одной стороны, примерно на год, а с другой, если вдуматься, то на какие-то голубиные крохи. Можно считать, сказал чистую правду. И сразу же вспомнил, что за этот самый год в его жизни довольно многое случилось впервые.

– А я в двенадцать, – чуть помедлив, проговорила она. И добавила: – С моим будущим первым мужем. Господи, как давно это было!

Так как девушка выглядела совсем молоденькой, ну, чуть постарше его самого, то Костю последняя фраза немного удивила. Но и над ней он задумываться не стал – ему-то что? А она, глядя в стену и что-то на ней выводя безымянным пальцем, продолжала:

– Как давно это было! Мне так нравилось целоваться… Я от этого могла… Ну ты не знаешь… А теперь даже так… Ты, правда… Но всё равно. Ничего не получается. Ничего.

С точки зрения Кости последняя тирада выглядела не только бессвязно, но даже несколько тревожно. Поэтому он весь собрался в ожидании подвоха, который, естественно, не замедлил последовать.

Настойчиво и почти жалобно дама начала расспрашивать Костю, где он живёт, и тут же хотела куда-то записать его номер телефона. При этом немного нервно шарила руками по ночному столику, но ни ручки, ни бумаги найти не могла. От этого Косте почему-то захотелось поскорей одеться и удрать куда глаза глядят, тем более что обитательницы соседних коек, временно изгнанные из комнаты, уже раза два нетерпеливо скреблись под дверью.

Быстро и бессвязно он начал что-то сочинять про ремонт на телефонной подстанции, обещать, что позвонит сам (в общежитие-то!), и самое главное и чего позже никогда не мог себе простить, тут же выдумал, что у него уже есть полноценная подруга, почти невеста, из серьёзной и хорошо упакованной семьи, но он позвонит всё равно… И действительно убежал. И идучи минут сорок по простывшим к вечеру улицам до ближайшей станции метро, почему-то вздыхал с облегчением. Больше он её не видел никогда.

Три с половиной года спустя в разговоре со случайным институтским знакомым Костя узнал, что та дама, которая, как он успел к тому времени понять, уже навсегда будет в некоторых из его жизненных списков значиться под номером один, несколько дней назад, ко всеобщему ужасу и удивлению, выбросилась из окна. С пятого этажа и конечно же насмерть.

Знакомый тоже был этим событием потрясён.

– А почему, – говорил он, – никто понять не может. Хотя, знаешь, она была, в общем… Впрочем, не стоит о покойнице-то… Но вроде наладилось как-то у неё в последнее время. И парень, наконец, постоянный появился. Хороший. Прямо на руках её носил. Стихи даже писал…

«Ещё бы, – подумал Костя. – Стихи. Конечно. Запишешь тут».

Но ничего приятелю не сказал.

В межсезонье

Костя приехал на выходные домой. Было около часа пополудни. Палило. Привокзальная пыль с непривычки обожгла горло. Времени было мало – полтора дня, он страшно устал после двух недель беспрерывной работы и с облегчением открыл знакомую дверь. Как и ожидалось, дом был пуст.