* * *

Так получилось, что дня три назад Костя подвозил до дома одну хорошую знакомую, жену своего не менее хорошего приятеля и даже друга. Ничего не подумайте, дело было совершенно законное, просто у мужа на работе случился внезапный аврал и он не смог почтить своим присутствием очередные посиделки.

Уже в глубине искомого квартала пришлось притормозить, ибо проезд загораживала равномерно мигавшая аварийными огнями машина. Однако оставшийся зазор выглядел допустимым, и Костя начал черепашьим ходом протискиваться вперёд. Поравнявшись с препятствием, он автоматически посмотрел направо и заметил определённое шевеление за слегка запотевшими стёклами. И не удержался, чтобы не прокомментировать:

– Ага, понятно, имеет место акт затянувшегося прощания возлюбленных, – и добавил ещё какую-то глупость. Вроде того, что раз уж так, то можно было бы и поудачней запарковаться. Его соседка поначалу никак не отреагировала. Но несколько минут спустя почему-то качнула головой и сказала куда-то в воздух:

– Да, сейчас уже и не представить – действительно, было очень тяжело расстаться, даже совсем ненадолго. Невозможно уйти, закрыть дверь, дожить до завтрашнего дня. Теперь просто не верится – неужели это было на самом деле?

Костя ничего не ответил, ибо понял, что обращались не к нему. Или, может быть, даже не обращались, а просто констатировали факт.

* * *

Чуть ли не тем же самым вечером, в опустевшей ароматной столовой Костя ненадолго остался наедине с другой, тоже весьма примечательной дамой, когда почти все гости вдруг одновременно вышли покурить на тесный балкончик, дотрагивавшийся до бесцеремонных веток обширного и упрямого клёна, который своими корнями начинал уже подбираться к фундаменту.

– А скажи мне, Костенька, одну вещь, – неожиданно обратилась к нему дама. – Каково оно жить без любви?

Костя слегка задумался.

– Знаешь, спокойно, – он был с нею вполне откровенен. – Даже где-то удобно.

– Так спокойно не от того, что любви нет, – возразила собеседница. – Спокойно от того, что больше не болит.

– Пожалуй, – Костя помолчал. – Только знаешь, это всё-таки так приятно, когда не болит. Конечно, скрывать не буду, немного странно. И чуть-чуть пусто. Есть ощущение неполноты, точнее, неполноценности. Понимаешь, что в жизни чего-то не хватает. И даже знаешь, чего. Но всё равно, это гораздо лучше того, что было. Честное-пре-честное. Ведь боль, как известно, ужасно противная вещь.

– Да, – согласилась дама. – Ужасно противная. Да как же ты от неё избавился?

– Не знаю, – Костя попробовал вспомнить. – Кажется, самым обычным образом. Проснулся как-то утром, и заметил, что «не болит». И мне действительно стало легче. Я даже не поверил сразу. Но потом дотронулся раз, другой – и действительно… – он замолчал. – Поменял фотографии, переставил какую-мебель. И всё пошло своим чередом. Безболезненно и не энергозатратно. Не уверен, однако, что это является счастьем. Хотя некоторые считают, что отсутствие несчастья – это первый шаг… Может быть… Так что мой опыт вряд ли кому-то поможет.

– Наверно, – окончание Костиного монолога дама слушала не очень внимательно. Было известно, что в течение последних лет она неустанно раздумывает, какому из находящихся в её ближайшей орбите двух мужчин отдать предпочтение, и никак не может решить. Всё уже затянулось настолько, что стало способом существования: не эпизодом, а судьбой. Впрочем, не исключено, что ей было легче провести всю жизнь в бесконечном промежутке, чем подвергнуть себя испытанию потери, пусть даже половинной. Или существовали ещё какие, неочевидные соображения, например, она воистину не видела разницы между соискателями? И тогда зачем, действительно… В любом случае, Косте нравилось разговаривать с задумчивой дамой о жизни и о причудливых изгибах людских взаимоотношений: она неплохо знала предмет.