Про 30 минут Фима вроде бы понял. Наскоро одевшись, они вышли во двор лагеря. Искать общую столовую не пришлось – туда тянулась толпа людей. Надо было просто идти вместе со всеми. Огромный зал столовой был уже заполнен. На завтрак давали большие мягкие белые булочки и кисель. Впрочем, вместо киселя можно было налить себе «кофе» из здоровенного чана с краником. Но за едой пришлось еще постоять в длинной очереди, состоящей главным образом из африканцев. Судя по громким разговорам светлокожих мужчин и женщин на непонятных языках, но с вкраплениями знакомых слов, были там и славяне – может быть, югославы, или албанцы, хоть они и не славяне.

Стояла в очереди и пара белых женщин, похожих на своих. Одна из них, энергичная пожилая «дама», призывно помахала рукой семье, вставшей в конец очереди. Другая, приятная, но какая-то невзрачная молодая женщина, безучастно смотрела в сторону новеньких. Фима, оставив Катю с Машей на месте, нерешительно пошел к ним.

Женщина постарше затараторила, когда Фима был еще в нескольких шагах от нее.

– Ну шо вы не йдете, я машу, машу. Ци черни уси булочки зъидят, пока вы до роздачи дойдэте. Мы здесь вже цилу недилю, усе знаемо.

– Спасибо большое, – он помахал Кате, чтобы она шла с Машей к нему, – А то нас начальница разбудила, сказала, чтобы я через полчаса у нее в кабинете был. Мы еще пока помылись…

– От зараза, – затараторила женщина снова, – вообще-то, она до людин не замается, з свого кабинету носу не каже.

– Я понял, она разозлилась, что нам вчера две комнаты выделили. Хотя мы во вторую даже не заходили.

– А, цей кобеляка, помощник, – продолжила тараторить женщина. – Он и до моей Жанночки домогався.

– Ну, мама. Ничего не приставал. Они здесь знаешь как за свое место боятся, – глядя в сторону сказала молодая женщина.

– Боится, я ж не спорю. А натура – просит, – отпарировала старшая. – А вы откуда?

– Из Петербурга, – Фима помахал еще раз своим, которые нерешительно двигались в сторону Фимы.

– А мы с под Винницы, из Жмеринки. Нам знакомые здесь в городе квартиру ищут. Спасибо, помощник до Жанночки интерес имеет, так нас в хайм не отправляют.

– Мама. Ну какой интерес? – опять вяло сказала Жанна.

И тут Фима взглянул на большие настенные часы – они показывали полседьмого.

– Ой, я побегу, – забеспокоился он, – Это Катя, это Машка. – И бросил на ходу Кате: Возьмите мне булку.

Пожилая протянула Кате руку. Меня Роза зовут, здесь по отчеству не говорят. А это – моя Жанночка.

++

Фима робко постучал в дверь фрау Хильд и, не услышав ответа, приоткрыл ее.

– Входите, – жестко (и, конечно, по-немецки) сказала начальник лагеря. Вы опоздали на 5 минут. Вы находитесь в лагере для беженцев и перемещенных лиц, предназначенном только для дальнейшего распределения в лагеря временного проживания, называемые хаймы. Поэтому вы сегодня же покинете эту территорию.

Напуганный быстрой, агрессивно звучащей и полупонятной речью женщины, Фима растерянно промолчал и оглядел кабинет. Для начальницы лагеря обстановка была скромной, если не сказать – скудной, хотя и соответствовала оформлению всех других виденных им здесь помещений. Стол, стул, компьютер, на стене большая карта юга Германии. Заметными красными кружками на карте были отмечены несколько пунктов; Фима сумел разглядеть только находящееся в центре карты слово Karlsruhe (Карлсруэ), знакомое ему по вчерашней поездке с Мишей.

– Извиняйте, – придумал как употребить свой плохой немецкий Фима, – мы хотел жить некоторый время в Карлсруэ. Наши друг хотеть помочь находить квартира в Карлсруэ.

– (нем.) Это исключено, – отрывисто сообщила фрау Хильд, так что Фима, не поняв слов, понял, что ему отказано. – Машина для вас будет здесь через час.