Я смеюсь снова громко, он такой дурак!

– Ты не знаешь азбуку Морзе, – улыбаюсь.

– Не знаю, – кивает, подтверждая, – но я чувствую, что просит сердце. Узнать красивую девушку поближе, чтобы потом…

– Потерять ее номер телефона в контактах среди миллиона таких же, кого ты провожал вечером до дома. Наутро ты и имя мое не вспомнишь, а «Диана розовые волосы» в твоем телефоне сольется с такой же «Дарина сиськи» рядом, чтобы потом ты мне как-нибудь позвонил от скуки, когда будешь перебирать номера тех, кто может развлечь тебя вечером. Угадала?

– Нет! – протестует он. – Вдруг я тебя собирался записать как «сиськи»?

Я смеюсь, опускаю взгляд на свои далеко не выдающиеся формы и говорю ему:

– Это вряд ли.

– То есть шанса не будет?

– Он тебе и самому не нужен, – пожимаю я плечами. – Ну и перспектива стать девяносто шестой в твоей телефонной книге меня тоже не радует, честно признаться.

– А девяносто пятой? Я могу удалить номер тети! – подхватывает он веселье, уже даже не отрицая свою сущность.

Да и глупо было бы. Он явно понимает, что я не клюну на его божественный пикап и дальше этой почти вынужденной, пусть и прикольной, прогулки у нас ничего не будет. Сейчас здорово, а завтра и правда мы забудем друг друга, поэтому лишние движения с записыванием номеров вообще никому не нужны.

– Тетя – святое, не будь извергом.

– Ну а если ты моя судьба? Вот ты же рядом сейчас. А сегодня полнолуние, это точно что-то да значит!

Поднимаю голову и закатываю глаза, глядя на тоненький месяц. Он бы хоть с матчастью поработал, что ли, прежде чем всю базу подкатов выдавать.

– Не рядом я, Дмитрий, – подмигиваю ему. – Поблизости, и то из-за стечения обстоятельств. Прекращай, не порть прогулку.

– Ладно, – вздыхает он и поправляет на плече сумку. – Но сердце ты мне разбила, так и знай.

– Бессердечным живется легче, – говорю ему и ежусь от сильного порыва ветра. Эй, лето, ты скоро там? Я мерзну!

– Вот все вы, девочки, одинаковые, – вздыхает он, закатывает глаза и хватает меня за руку, останавливая. – То вам не так, это не так. – Он снимает с себя толстовку, и я не понимаю, что происходит. – Подкатываешь – плохо, не проявляешься никак – тоже плохо.

Он продолжает смешно ворчать, как старый дед, и такими отточенными движениями натягивает на меня свою толстовку, что я едва успеваю опомниться, как стою уже в его одежде, а он возвращает сумку на плечо. Э-эй, я не просила! Я поежилась не ради этого…

– Не стоило… – я теряюсь даже от такой легкой наглости и доли заботы. Что я там вообще ему говорила?

– Ну джентльменом-то дай мне побыть хоть немного, что ж ты, жестокая женщина, меня со всех счетов списала? – улыбается.

– А ты не замерзнешь?

– А я горячий, – подмигивает он мне пошленько, я закатываю глаза в сотый раз за вечер, но ничего не отвечаю, потому что…

Он горяченький! Во всех смыслах. Тут фонари хорошо светят, у него очень и очень красивые руки, мне даже стыдно становится за то, что я нагло разглядываю его плечи. Что ж за спорт, а? Ну точно бокс! Руки, плечи, спина… И даже грудные мышцы под футболкой видно. Ой… Это у него от толстовки чем-то с феромонами пахнет, ну точно, иначе чего это я тут с ума схожу?

А, ну и одежда правда горячая! Меня мигом укутывает это тепло, и я расслабляюсь, готовая так теперь ходить хоть до самого утра.

Большеватая мне, правда… Рукава задрать приходится, но зато пятой точке тепло – прикрывает.

И вот почему-то теперь мне и язвить ему так сильно не хочется. Сломал во мне стерву своим этим жестом, а мне делать что теперь? Молча идти? Кошмар какой. Как жить вообще в обществе этих мужчин ненормальных? Эмоциональные качели даже от едва знакомых, голова кругом!