Звонок Лауры прозвучал, как гром средь ясного неба. Несчастный случай. Осиротевшие девочки. Завещание. Опекунство. Все это стало неожиданностью для Констанцы, словно прошлое отчаянно пыталось прорваться через завесу времени и получить шанс на новую жизнь.

Чувства смешались в огромный ком. Здесь была и скорбь по погибшей, пусть безумной, но все – таки подруге. И радость, что в доме вновь зазвучит детский смех.

Констанца любила детей. Смерть дочери нанесла ей двойной удар. Вместе с ней она потеряла и сына. Нет, он не умер. Он был жив. Просто его не было рядом. Временами от него приходили короткие письма с сухим текстом, где говорилось о том, что у него все хорошо. Уже давно он не навещал родителей. Порой Констанце казалось, что если бы в доме не было его фотографий, она и не вспомнила черты лица своего старшего ребенка.

Вопрос Анны застал Констанцу врасплох. Она не знала ответа. Рассказывать девочке о безумстве ее матери, разрушившей их многолетнюю дружбу, она не желала, а причину их торопливого отъезда ей была неведома.

– Я не знаю, – тихо произнесла Констанца, глядя на Анну.

Михай чувствовал, что супругу нужно срочно выручать иначе она либо расплачется, либо скажет что-то лишнее.

– Все! Хватит разговоров на философские темы. Девочки, лучше мы попьем чаю с печеньями. Констанца, любимая, ты же испекла не только пирог, но и другие вкусняшки?

– Да, кое-что у меня есть, – улыбнулась женщина, почувствовав облегчение, что тяжелый разговор на сегодня окончен.

– Так что ты до сих пор сидишь? Пойди, поставь чайник, мы сейчас с Анной отправимся на кухню и оценим твое кулинарное мастерство. Верно, милая?

Анна, улыбнувшись, кивнула.

– Может и сестру твою позвать? Она весь день не ела, – поинтересовался Михай.

– Это плохая идея, вы только разозлите ее. Она выйдет из комнаты, лишь, когда сама пожелает.

– Ну, и ладно. Значит, сами все съедим, – подмигнул Анне Михай.

На первый взгляд комната казалась абсолютно темной. Когда глаза привыкали к мраку, можно было заметить свет уличного фонаря, который, как вражеский лазутчик, проникал через распахнутое окно, и тускло рассеиваясь, вырисовывал черты скромного интерьера спальни. В комнату через окно также струился пряный аромат роз, растущих прямо у стены дома. Легкий ветерок ласкал лепестки, с каждым разом усиливая тягучий цветочный запах. Обезумевшие от августовской жары сверчки устроили в саду шумный концерт. Их оркестр даже перекрывал звук телевизора, доносящийся из гостиной.

Кристи сидела на широком подоконнике, упершись ступнями в деревянную раму. Ее лицо выглядело мертвецки бледным. Оно не выражало ничего. Темные глаза были пусты, словно их хозяйка действительно была мертва давным-давно. Кристи курила. Она медленно выпускала дым, наблюдая, как он превращается в фантастические фигуры, стремящиеся к темному небу, усыпанному мириадами звезд. Девочка любила наблюдать за дымом, он ее успокаивал.

Кристи сделала последнюю затяжку, потушила сигарету о подоконник и выбросила окурок в розовые кусты. Спустившись с подоконника, она торопливо подошла к двери, прислушалась. В гостиной звучали монотонные голоса. Проверив, заперта ли дверь, Кристи, для надежности, взяла стул и спинкой подперла ручку. Убедившись, что в комнату к ней не попасть, девочка схватила с постели небольшой рюкзак, накинула на плечо и, подойдя к окну, взглянула вниз. Невысоко. Толстые ветки плюща помогут ей забраться обратно, а спуститься вниз, она может одним прыжком. Правда существует вероятность поцарапаться о шипы роз. Но раны ее не страшили. Ей нужно было отправиться в город.