– Мой муж пропал…

– Сын, мой сын ранен… – стенала женщина, поднимая на руках ребенка с перевязанными ногами.

– Моя рука… Я теперь калека. Как жить? Я медник, как работать с одной рукой? – вопрошал мужчина.

– Все обращайтесь к моим агентам в пункты помощи, – отвечал я. – Они помогут, именем меня помогут.

Но люди хотели получить помощь здесь и сейчас. Жаждали получить ее напрямую от своего императора. Они свято верили в то, что я владею некой магией и смогу излечить их ребенка или вернуть силу искалеченной руке.

Я мог восстановить их разрушенные, сгоревшие дома, но не мог вернуть навеки утерянное.

«Я воздам вам за те годы, в которые пожирала урожай подбирающая саранча»[33].

Откуда взялись эти слова в моей голове? Поппея. Да, это она. Моя жена зачитывала что-то такое из иудейских писаний, которые так ее увлекли.

Ей это нравилось, потому что там говорилось о том, что не только брошенные в землю зерна взойдут, но и годы тоже.

«Только бог имеет власть над временем», – процитировала она.

Но какой бог? Который из них?

Иудейский бог желает изменить то, что навлекли на нас римское боги?

Время… И его отобрали у нас римские боги, ведь на то, чтобы восстановить разрушенное за девять дней, у нас уйдут месяцы и даже годы.

Я воздам вам за те годы…

– Цезарь, ты здесь! Ты с нами! – поприветствовал меня Эпафродит, когда я подошел к его штабу, и жестом пригласил меня пройти к столам, за которыми не покладая рук работали с различными списками его секретари. – Мы оцениваем ущерб и фиксируем потери. Запросов, понятное дело, поступает очень много.

– Ты можешь возместить потерянное время? – вопросил я. – Есть пункт, где оказывают подобную помощь?

– Цезарь? – Эпафродит непонимающе уставился на меня.

– Списки имен, собственность, еда… все эти вопросы можно решить. Но нельзя вернуть время и, конечно, жизни. Эти потери – незаживающие, вечно саднящие раны.

– Цезарь, мы не боги, – развел руками Эпафродит. – Мы не можем вернуть или восстановить то, над чем имеют власть только боги и что живет лишь однажды. У дома много жизней, у человека – только одна.

– Все так, – согласился я. – И мы должны признать, что наши силы ограниченны, хотя те обездоленные на полях хотят, чтобы у нас было больше власти, чем мы уже имеем.

– К этому их подталкивают желания, но никак ни знания, – сказал Эпафродит. – Мы делаем то, что в наших силах, и не должны испытывать муки совести от того, что не можем сделать больше. У каждого из нас есть свой предел. Как говорится, выше головы не прыгнешь.

– Ну надо же, ты прям философ, а я думал, что ты мой главный секретарь и администратор.

Эпафродит рассмеялся:

– Чтобы стать эффективным помощником императора, надо быть еще и немного философом.

– Тебе удается, – одобрил я. – Если ничего не имеешь против, пойдем, покажешь мне один из твоих пунктов помощи.

В ближайшем раздавали еду – доставленное из соседних городов зерно. Несколько мужчин и женщин контролировали процесс. Очередь была длинная.

– Из сельской местности к нам на помощь прибыло много людей, – объяснил Эпафродит. – Без них мы бы вряд ли справились.

У следующего пункта несколько врачей оказывали помощь пострадавшим, на столах были разложены бинты, медицинские инструменты и масла от ожогов. Тут же стояли походные койки, на которых лежали обессилевшие люди, рядом – сваленные в кучу клюки и костыли.

– Много ожогов, что естественно, – пояснил главный врач. – Но и переломов с открытыми ранами тоже немало. Раны воспаляются от грязи, мы обрабатываем их вином и маслами, но около половины так и не заживают. В результате люди либо умирают, либо мы ампутируем конечности. Есть еще и те, кто умирает от шока во время ампутации. – Он тряхнул головой. – Столько человеческих трагедий. Мы работаем день за днем, а люди все идут и идут.